Инна Живетьева - Орлиная гора

   Фехтовали с Марком во дворе замка. Что это был за бой! Равные по силам соперники стремились не просто выиграть. Захлестывал азарт – не злой, подстегивающий быть первым любой ценой, а тот, что заставляет порадоваться победе друга, когда он придумывает комбинацию лучше. Шпаги мелькали в воздухе, скользили, отводя удары в стороны, сталкивались. И так же скрещивались взгляды: ах, ты так? А попробуй, ответь на это! Ух, почти достал! Вот тебе!

   На тихом дворе Темке слышались звон клинков, стук копыт, сигнальные рожки и гулкие команды коннетабля. Фехтовал с Марком, но казалось – бьются плечом к плечу в одной армии. Не удивительно, что не сразу заметили князей, наблюдавших за сыновьями. Остановились, опустили клинки. Отец одобрительно улыбнулся. А Крох бросил недовольно:

   – Мальчишки! Бой – это не игра. Даже на тренировке надо думать только о своей победе. Оружие дано мужчине, чтобы убивать.

   Радость как корова языком слизнула. Темка покосился на Кроха-младшего. Тот неловко отвел шпагу за спину и опустил голову перед отцом. Больше за оружие он не брался.

   Про Орлиную гору Марк напомнил сам. И Темке снова пришлось идти на шаг позади него, обмирая от страха. Впрочем, двигался гость куда увереннее.

   А когда погасло последнее перо, Марк вытащил нож. На отличном клинке у самой рукояти стлался в погоне Лис. Нож с гербом-Оленем давно согрелся в Темкиной ладони. Родовое оружие перешло из рук в руки в молчании.

   Счастливый был месяц Орешник прошлой осенью.

   Поутру вкусно пахло прошедшим дождем, самозабвенно орали птицы и пищала Лисена, намочившая в луже подол. Темка соскочил на землю, причесался пятерней. Хорошо! Мутная тоска, поднятая в душе воспоминанием о Марике, съедалась, точно туман под солнцем. А в золотом рассеянном свете восходящего солнца почудился орел. Огромные крылья охватывали горизонт, и казалось, что свежий утренний ветер поднимают именно они.

   Хорошее настроение у Темки держалось весь день. Тем более бой у Калуги они с Митькой переиграли и вволю надышались дымом сражения.

   Дорога шла местами глухими, деревня встретилась всего одна, но удачно – ближе к полудню. Подзакупились, перековали двух лошадей. Правда, стоило оставить деревню далеко позади, как в обозе Дина треснуло днище у одной из телег. Темка с любопытством посмотрел, как сокрушается возничий, удивленно пожал плечами, когда Герман почему-то велел не разгружать, а тянуть в арьергарде. Ладно, их дело!

   К вечеру совсем распогодилось, растаяли последние облачка. Когда небо начало темнеть, остановились в небольшом леске, с одной стороны – обоз Торна, с другой – Дина. Подальше от дороги нашли родник, прикрытый лопухами. Дарика с Лисеной убежали с туесками на опушку, собирать землянику.

   Поужинали под яркой круглой луной. Потом загасили лишние костры, подбросили хвороста в общий. Вспыхнуло пламя, высветило любопытные лица, повернутые к бабке Фекле. Та усмехнулась, пожевала выцветшими губами. Старуха устроилась на валежнике почти у самого огня, она и в теплые вечера мерзла. Солдаты за ее спиной выжидающе сопели.

   Подошел Герман. Темка хмуро глянул на капитана, почувствовал, как напряглось плечо сидевшего рядом Митьки. Но Герман чуть опустил голову, приветствуя старшую у костра – бабку Феклу:

   – Разрешите ли к вашему огню?

   – Никак и ты байки послушать желаешь? – удивилась бабка. – А про что сказывать-то?

   – Про Пески! – крикнул кто-то из-за Темкиной спины.

   Все согласно зашумели.

   Фекла посильнее затянула узел платка, уронила на колени руки с набрякшими венами. Помолчала, глядя в огонь. Она никогда не начинала сразу, точно тасовала невидимые картинки, выбирая нужные.

   – Давно это было, так давно, что никто уже и не помнит, чем прогневала Создателя Дарра, дух-покровитель Даррского королевства. Прогневала сильно, и наказал Создатель: высохло прекрасное Синь-озеро, и из чрева его родились Пески, – бабка помолчала, поглядела вокруг – все ли слушают, всем ли интересно – и продолжила: – Красоты неописуемой те Пески, точно в пыль измолотое золото. А по нему ниткой бронзовой узоры выложены, сверху серебром присыпаны. Красиво… да только бед от них больше, чем красоты. Двинулись Пески на города и деревни, погребая под золотом своим все живое. Высыхали реки, истощались колодцы, и там, где раньше вода текла, накатывали волны сухие. И столько людей умерло под теми Песками, что назвали их Черными, – рассказывала Фекла так, словно сама повидала, горестно пришептывая и покачивая головой. – Спохватилась Дарра, бросилась Создателю в ноги. Молила, плакала, косами пол мела. И вымолила. Остановились Пески. Да только не поверил Создатель, что Дарра в ум вошла, и оставил памятку. Мол, не будет Пескам вечного покою. Не угадает никто, не почует, а придут они в движение, пойдут новой волной. Пойдут… да и схлынут. Милость Создателя в том, что земли потом оживут, реки вернутся, растения поднимутся. Пожалел Создатель создания неразумные. А людям поблажки не дал. Плакала Дарра, на мучения людские глядя. Слезы ее пречистые собирались в источник, что посреди Песков бьет. И вот сказывают, что только и можно в Черных песках выжить, если найдешь тот источник. Не каждому путь откроется. Дивом дивным заворожит, голосами заманит, видениями закружит – и заплутает смельчак. А стоит с тропки бронзовой в сторону шагнуть – так не от жажды погибель примет, а от золота сухого. Зыбучие Пески, хоть вроде и невысоконько заносит, а засосет – и следов не сыщешь. Как уйдут, так останутся на земле косточки, белые, точно век под солнцем лежали. Много смертей приняли Пески. Потому страшнее дня жаркого ночь темная. Не успели кого из погибших отмолить, или просто некому было покровителю поклониться – семьями же умирали, – так те не могут найти тропку в Сад Матери-заступницы. Вот ночью и придут души усопших к заблудшему. Жаловаться и плакать будут, такую тоску с собой приведут, что либо тронется умом путник, либо сам бросится в зыбучие пески. И будет так до тех пор, пока Дарра вину свою не отмолит.

   Бабка Фекла замолчала неожиданно, и несколько мгновений стояла тишина, а потом все разом вздохнули, зашевелились. Темка недоуменно почесал бровь. Этот рассказ мало походил на обычные вечерние сказки, и княжич был сильно разочарован.

   – Байки! – зевнул Герман.

   Фекла поджала бесцветные губы.

   – Может, и байки, – задумчиво сказал Александер. – Только при короле Семионе стоял в Северном Зубе гарнизон. Когда Пески двинулись, уйти не успели. Жажда, видно, совсем за горло схватила, пытались найти источник. Действительно, Пески зыбучие. И правда, говорят, где отливает по золоту бронзой, там плотнее и можно пройти. Четверо в песках сгинуло. Один вернулся, да умом тронулся – кстати, в Песках ему как раз ночевать выпало. А шестой, говорят, нашел источник. Тем и выжили. Потом волна сошла, земли ожили. Но гарнизон там уже больше полутора веков не держат. Зачем рядом с мертвым краем? Хотя на самом деле граница чуть дальше, ее только по карте отследить и можно.