Ниамару - Стрелы судьбы

Елена Премудрая приготовила гуся с яблоками. На серебряном блюде он сидел, выгнув шею наподобие лебедя, а на голове его красовалась маленькая корона, вырезанная из яблока.

— Ох, хороши невесты у моих сыновей! — не удержался Кондрат, беря уже второй кусок гуся, но потом смущенно взглянул на потупившего взгляд Ивана, — И ты прекрасная хозяйка, Елена!

Затем царь взглянул на кикимору. У нее в руках был резной деревянный поднос, а на нем лежал какой-то невзрачный пирожок. Кондрат подумал, стоит ли ему это пробовать, вспомнив о том, из чего по ее словам было сделано то кружево. Бог ее знает, из чего она могла слепить этот пирожок! Зато он почувствовал, что уж сегодня-то выгонит ее с чистой совестью, и прикидываться не придется.

Царь взял пирожок, вздохнул и, не скрывая опасливого выражения на лице, надкусил угощение. Корочка оказалась тонкой и хрустящей, тесто, кажется было замешено с примесью каких-то вкусных орешков, но тут в рот ему полился сладкий ароматный нектар:

— Мммм, божественно! Что это? — только после того, как эти слова уже сорвались с его губ, Кондрат понял, что он наделал. Но было уже поздно. Велена снова снисходительно улыбнулась и ответила:

— Мед фей. И спасибо за похвалу. Вижу, он пришелся тебе по вкусу, царь Кондрат.

— Так! По традиции должно быть и третье испытание! — провозгласил Еремей с досадой поглядывая то на царя, то на кикимору. На царевича Ивана лучше было не смотреть, здоровые люди такими бледными не бывают.

— Третье самое важное! — продолжал царский советник, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь стоящее, — И оно будет секретное! О нем узнают только члены царского семейства, ну и невесты, естественно! Потому на сегодня все!

***

— Эх, оплошал я! — повинился Кондрат, когда они собрались на очередное совещание, — Но вы бы только попробовали! Это такое!

— Ты ж сам все сразу и съел, батюшка, — со вздохом заметил Василий.

— Это было зелье! — объявил Еремей, — Она нас опять перехитрила! Ведьма! Но ничего, теперь мы все предусмотрим! Больше она нас не проведет! Не печалься, Иван-царевич, все путём будет! Избавлю я тебя от нечисти этой, не дам пропасть твоей светлой головушке, не боись! Придумаем сейчас что-нибудь!

Иван не ответил, лишь обреченно вздохнул.

— Значит так! Сделаем вот что! — начал Еремей, — Мы попросим их написать тебе, царю, пожелание. И в присутствии нас это сделать. И заранее ничего говорить не будем. А позовем, и пусть сразу напишут! Народ пускать не будем, чтобы если что, все переиграть можно было. Чтобы она ни написала, ты царь Кондрат скажешь, что это чушь, а то и, может, повод разгневаться найдем! Бумагу пробовать не надо — никаким зельем она теперь тебя не околдует, да и не будет она знать, к чему готовиться!

И снова подивившись изобретательности царского советника, так и порешили!

***

Ивана терзало жестокое похмелье, но это была такая ерунда по сравнению с тем, что творилось у него в душе. Сейчас все должно было разрешиться. Вся царская семья — как явная, так и потенциальная — собралась в небольшой зале, естественно, в сопровождении царского советника Еремея. На него была вся надежда, правда, надежда осталась уже только у Кондрата, у Ивана осталось только желание, чтобы это все побыстрее закончилось — хоть как-нибудь.

Невест рассадили за столы и выдали бумагу, перья и чернила.

— Напишите, дорогие невесты, царю-батюшке, пожелание. Это и будет вашим последним испытанием. А завтра уж честным пирком, да за свадебку! — провозгласил Еремей.

От звука его пронзительного голоса в голове у Ивана запульсировала боль. 'Тем лучше, — подумал Иван, — пусть уж лучше голова болит, чем душа'.

Невесты задумались. А Велена, хмыкнув, быстро что-то набросала на своем листе — ее лягушачья лапка удивительно ловко управлялась с пером, разбив тайные надежды Еремея, что она вообще не умеет писать.

Когда все девушки закончили, Еремей собрал их бумаги и подал царю.

— Ну, давай, Кондрат, — шепнул он ему, — Лучше даже не читай — скажи просто, что чушь!

Но царь не удержался и взглянул на лист, подписанный удивительно красивым вензелем — 'Велена'. Ему в глаза бросилось слово 'судьба', и Кондрат прочитал все пожелание:

'Желаю тебе, царь Кондрат, и всем потомкам твоим, никогда не бегать от судьбы. Убежишь — никогда не узнаешь ее милости, а не сможешь убежать — узнаешь ее гнев'.

Царь нервно сглотнул и встал с трона:

— Слушайте мое слово, слово царское, нерушимое! Завтра быть тройной свадьбе! Все невесты с честью выдержали испытания! Поздравляю!

— Ты что, Кондрат?! — прошипел на него Еремей, хватаясь за голову, — Что эта ведьма там написала?!

— Цыц! Это моя царская воля! — прикрикнул на советника царь, — Будет так, как я сказал!

Иван вздохнул и пошел за бутылкой — надо было подлечить похмелье и как-то пережить мысль о ненавистной и теперь неминуемой женитьбе.

— Э, нет! Так дело не пойдет! — сказала Велена, отбирая медовуху у царевича, — Ты что это решил испортить мне свадьбу? Иди лучше проспись.

— Отстань ты от меня! — он поморщился от досады, но бутылку отдал, — Не хочу я никакой свадьбы. Вот я бы посмотрел, как вы меня бесчувственного под венец потащили.

— Мужа-алкоголика у меня не будет, — усмехнулась кикимора и налила ему полчарки, — На, подлечись, а то зеленый весь, хуже меня.

— А я к тебе в мужья и не хочу. Я не знаю, кем ты меня обозвала, но я готов им стать, лишь бы ты от меня отстала.

Царевич залпом выпил медовуху и, внезапно скривившись, выплюнул на пол.

— Ты что сделала?! Вот ведьма! Я что теперь даже напиться не смогу? — вскричал Иван, понимая, что он теперь ни капли в рот взять не сможет даже через силу. Вкус был тот же, только теперь вызывал отвращение.

— До завтра не сможешь. Иди лучше поспи, говорю, — и Велена, успокаивающе похлопала его по плечу и ушла.

— Ну, ладно, она права, — буркнул он сам себе, — Что я как последняя мямля напиваюсь?! Эх, черт, и за что мне все это?

Он побрел в свою комнату, но в коридоре на него налетел радостный вихрь, вопящий голосом его старинного друга.

— Ванька! Я ведь не опоздал?! На твою свадьбу?! Я как услышал, так сразу к тебе! Что ж ты друга-то своего не подождал!?

— Ах, Корвень! — Иван расплылся в улыбке и сердечно обнял товарища. Корвень был старше его, но они были близкими друзьями. — Где ж тебя носило так долго? Тебя ж разве дозовешься?! Ты ж как ветер в поле! Если б ты знал, как я рад тебя видеть, и как ты мне нужен, друг! А свадьба? Завтра свадьба, — добавил он со вздохом.

— А ты что невеселый такой? Перед собственной свадьбой? Или похмелье мучает? Что ж ты, нехороший мальчишка, лучшего друга даже на последнюю холостяцкую пирушку не позвал? — Корвень взъерошил льняные кудри царевича.