Анна Кочубей - Душа архонта

«Нелюдь» — этим словом в Эймаре клеймили не подонков, а полукровок, родившихся от брака или прелюбодеяния существ разных рас. Всего четверти эльфийской крови оказалось достаточно, чтобы испортить Герванту физиономию — главарь банды был некрасив: его широкие скулы и крупный нос грубо контрастировали с длинными глазами миндалевидной формы. Их изменчивый цвет, состоящий из оттенков желтого и буро-зеленого, не поддавался точному определению, как и возраст главаря банды. Сорок лет, пятьдесят? Жизненные бури исхлестали его лицо морщинами, проявили черты властности и недюжинного ума; обратили природную некрасивость в своеобразие. Физическая сила Герванта бросалась в глаза, но зачастую нелюдь предпочитал другое свое оружие — острый язык.

Староста взвыл, вцепился руками в табуретку и с грохотом протащился вместе с ней к порогу — Гвидо было все равно, сколько предметов за раз подхватит его крепкая рука. В этот момент в дверном проеме показалась еще одна фигура и остановилась в нерешительности.

Гервант удивленно прищурился:

— Добро пожаловать на огонек, пугало огородное. Кстати, почему так темно? Зажгите свет, гостеприимный чертог должен сиять свечами и ласкать слух музыкой. Музыкой, Гвидо, а не блеянием этого козла. Что, любезный, ты вспомнил, где лежат твои деньги?

Староста согласно закивал и выпустил табуретку.

— Вот и славно! Обобрав остальных, ты задумал оставить лишний кусок себе? Несправедливо, мужик: Создатель завещал делить чашу страданий поровну! — назидательно сказал Гервант, — Тас, возьми напарников и доверши начатое. Меньше пяти монет быть не может. Если козел будет жаться, считайте что я отвернулся.

Из трактира тянуло теплом и запахом невидимых с порога яств, но происходило здесь неладное! Странница за пару минут поняла, что услышала достаточно, чтобы бежать, куда глаза глядят. Но она опоздала.

— Э, нет! Гвидо, лови ее! — вскричал Гервант, для большего эффекта громко хлопая кулаком в раскрытую ладонь другой руки.

Здоровяк оказался ловким и быстрым. Он схватил девушку поперек туловища на ступеньках крыльца. Разбойник по имени Тас и еще двое мужиков из банды увели старосту, подталкивая оружием.

— Ну-ка не брыкайся! Тоже мне, норовистая!

Сопротивляться Гвидо было бессмысленно. Разбойник притащил странницу в центр зала и оставил на всеобщее обозрение.

— Ох, что я вижу! — протянул Гервант, — да такую страшную девку даже из портового борделя взашей выгонят, а она в мой дворец чревоугодия ломится! Ты смелая или тупая? Или одновременно не повезло? Гвидо, мой мальчик, ты знаешь, что делать!

Иной раз главарь выражался так мудрено, что его желания приходилось угадывать. «Мальчик» Гвидо понял не все слова Герванта, но уловил общий смысл. Или ему показалось, что уловил:

— Куда прешься без стука? Трактир нами занятый! Иди отсюда, покуда цела!

«Меня тащили внутрь, чтобы выгнать?» — на испуганном лице странницы промелькнуло недоумение. Она попятилась было к выходу, но тут посмотрела в лицо Герванту.

— Дверь-то заприте уже, — хмыкнул он.

Главарь оглядел ее с головы до пят тяжелым тягучим взглядом, от которого девушке захотелось закрыться, хоть рукой. Ей показалось, что разбойник не смотрит на нее, а целится. Гервант задумчиво почесал щетинистый подбородок.

— Эх, Гвидо, Гвидо. И ты туда же! Меня считают зверем и сволочью, а я справедлив и добр. Отмыть девчонку, накормить, одеть по-человечески — вот что я имел в виду. И вообще, в этой забегаловке баб больше, чем надо, они-то на что?

С этими словами Гервант уставился в округлую, как две тыквы, грудь жены трактирщика. Сметливая баба быстро просекла, чем задобрить грабителя.

— С нашим удовольствием, господин, не извольте гневаться. Отмоем, оденем. И глазом не моргнете, как сделаем хорошенькой, будто куколка.

Схватив девушку за руку, она зашипела:

— Не стой столбом! Пойдем, пока твоей кровью полы не вывозили! Принесла тебя нелегкая, не подают у нас!

Разбойники проводили их смешками и пожеланиями легкого пара. Иногда Гервант был слишком крут, всегда отчаянно хамил, но и развлекаться умел. Вечер сулил новые забавы.

Беспомощно оглядываясь по сторонам, странница не заметила руку, мелькнувшую у ее пояса. Сверкнуло маленькое лезвие, и кошель с деньгами дварфа исчез.

— Всю выручку за неделю забрали, а нажрут и того больше, ироды окаянные! — не стесняясь в выражениях, причитала трактирщица, подталкивая девушку вверх по крутой лестнице, — а теперь еще ты им понадобилась — сколько я сейчас одежи на тебя изведу, не считая воды?

Мансарда трактира делилась перегородкой на две части: общую залу с рядами тюфяков на полу для случайных постояльцев — «стойло» в морейском просторечье, и хозяйские комнаты, куда странницу и отвели. Пока другая баба готовила «ванну» — носила воду в дубовую колоду, а трактирщица рылась в комоде, девушка подошла к окну, забранному деревянными ставнями — о такой роскоши, как стекла, в морейских селениях и не мечтали. Потихоньку потянув ставень на себя, девушка выглянула наружу, но разглядеть, какие сюрпризы ждут на земле, не смогла.

— Ты не вздумай вниз сигать, костей не соберешь! — заметив ее интерес, заголосила баба, — а мне из-за тебя избу спалят! Раздевайся и полезай мыться, прынцесса дорожная! А твою гнилую одежу мы в печке сожжем.

Странница сняла лохмотья и, прикрываясь руками, залезла в колоду. Ванна не была горячей, но после холодного душа осенних дождей она показалась сказочно прекрасной. Вместо мыла, хозяйка трактира кидала в колоду пахучие травы и приговаривала:

— Худая-то, худая! Только бы не болезная! А спина-то как располосована! Ой, чует мое сердце, что за дело!

Трактирщица старалась на совесть: кожа девушки становилась все светлее, а из длинных волос вымывалась глина. Погрузившись в ароматную воду с головой, странница наслаждалась теплом и непривычным ощущением чистоты. Неизвестно, что ждет ее внизу, но здесь несравнимо лучше, чем на Проклятой дороге. Куда же исчезли деньги? Сняв одежду, она не обнаружила кошелька Гарта Бадена.

Внизу с грохотом сдвигали столы и скамьи, чтобы разбойникам было удобнее пировать всем вместе. Скрипели полы под топотом ног трактирной челяди, разносящей кушанья, гудели голоса… На лестнице слышалась чья-то перебранка.

— Отдай Герванту!

— Еще чего! Да пошел ты лесом, Лето! Я заприметил, значит — мое! Давай между нами поделим. Я к тебе, как к другу, а ты! — голос был тонкий, мальчишеский, в нем звучало возмущение.

— Я тоже заметил! Ты сработал грубо, как щипач уличный. Может, не только у меня глаз острый, а? А если главный видел? Я тебя выгораживать не стану! — веский аргумент заставил тонкий голос замолчать.