Генри Каттнер - Ярость

Единственный противник, с которым Сэм мог бы бороться на равных, было Время — длинные, емкие столетия, которых, он знал, ему не суждено прожить. Ему оставалось только ненавидеть — мужчин, женщин, весь мир, себя… С этим противником он и боролся за неимением другого достойного соперника, боролся непримиримо и беспощадно.

Так продолжалось сорок лет.

Только одно оставалось неизменно значимым для него, хотя он и не обращал на это особенного внимания. Синий цвет трогал его душу так, как ничто другое. Он вспоминал об этом, читая рассказы о старой Земле, о ее немыслимо голубом небе.

Здесь же всюду была вода. Воздух набухал туманом, тяжело висящие над континентом тучи были переполнены влагой и казались такими же мокрыми, как и сам океан, серым одеялом окутывающий Купола. Поэтому синева так надежно спрятанного неба сливалась в его мозгу с представлениями о свободе.

Первой его любовницей стала маленькая танцовщица из дешевого ресторанчика. Когда он увидел ее в первый раз, она танцевала в бикини, отделанном синими перышками. У нее были синие глаза, правда, не такие синие, как эти перышки или как фантастическое земное небо, но синие. Сэм снял для нее небольшую квартиру на задворках Купола Монтана, где они прожили полгода или около того, ежедневно скандаля, как настоящая супружеская пара.

Однажды утром, вернувшись домой с очередного дела, на которое он с ребятами Шеффилда потратил всю ночь, он еще с порога почувствовал странный запах. Тяжелый сладкий аромат имел знакомый кисловатый привкус, который вряд ли бы различили многие из этих травоядных обитателей Куполов.

Маленькая танцовщица, раскинув руки, лежала у стены, и уже успела окоченеть. На том месте, где было лицо, раскрыл, наподобие многопалой ладони, свои трепещущие лепестки большой бархатистый цветок. Он был ярко-оранжевым, но прожилки лепестков уже налились красным. Такое же красное пятно расплылось на синем платье на груди девушки.

Рядом с ней на полу валялась оклеенная зеленой тисненой тканью подарочная коробка, из которой она и достала присланный неизвестно кем цветок.

Сэм так никогда и не узнал, кто и зачем сделал это. Это мог быть один из его врагов. Это мог быть кто-нибудь из его друзей, — какое-то время он подозревал Проныру — решивших, что девчонка возомнила о себе слишком много и не дает Сэму как следует заниматься делами. А может быть, это была одна из ее соперниц по ресторану — среди девиц ее профессии постоянно шла жестокая борьба: ресторанов было мало, а их — много…

Сэм навел справки, выяснил, что хотел, совершил правосудие над теми, кто мог оказаться виноватым. Эта история занимала его недолго. Девушку никак нельзя было назвать очень уж привлекательной, пожалуй, даже еще меньше, чем самого Сэма. Она была удобной, и у нее были синие глаза. А что касается мер, которые Сэм принял по отношению к убийце, так это больше для поддержания репутации.

После этого приходили и уходили другие женщины. С задворок Купола Сэм переехал в район поприличнее. Потом он провернул одно исключительно выгодное дело, бросил старую квартиру вместе с любовницей и перебрался в почти шикарные апартаменты в высотном здании с окнами на одну из центральных улиц. Обустроившись, он подобрал себе миловидную синеглазую певичку.

Ко времени начала нашего повествования у него было три квартиры в разных Куполах: одна дорогая, одна попроще и одна совсем дешевая, расположенная в грязных трущобах Купола Вирджиния. Обитательница каждой квартиры была под стать обстановке. Сэм любил пожить в свое удовольствие. Теперь он мог себе это позволить.

В дорогой квартире у него было две личные комнаты, заставленные все разрастающимися рядами книг и кассет, тщательно подобранными напитками и наркотиками. В его кругах этот адрес был неизвестен. Он приезжал туда под вымышленным именем и обычно выдавал себя за путешествующего бизнесмена из какого-то неопределенно далекого Купола. Так Сэм Рид вплотную приблизился к тому образу жизни, на который он, будучи Сэмом Харкером, имел все права.

«О ком, королева ночи,Ты горькие слезы льешь?Да все о тебе, мой милый,Ты нынче утром умрешь».

В первый день последнего в его жизни ежегодного карнавала Сэм Рид сидел за маленьким вращающимся столиком и спокойно беседовал о любви и о деньгах с девушкой в розовом бархатном платье. Было, вероятно, около полудня, поскольку тусклый свет, пробивавшийся через толщу воды и гигантский свод Купола, был ярче обычного. Все часы в городе были остановлены, чтобы три праздничных дня никто не беспокоился о времени.

Город медленно поворачивался вокруг Сэма. Кафе-карусель могло бы вызвать головокружение у любого, кто не привык к этому с детства. Закрытое прозрачными стенами, оно медленно перемещалось под звуки такой же медленной музыки. Столы также вращались каждый вокруг собственной оси. Скрытый за облаком мягких волос собеседницы, Сэм мог незаметно наблюдать за городом, который разворачивался перед ним.

Длинной влажной лентой, колеблясь от движения воздуха, проплыл мимо них розовый, сладко пахнущий туман. Сэм почувствовал, что его лицо покрылось крошечными ароматными капельками. Он отер их нетерпеливым движением руки и, чуть навалившись на стол, обратился к девушке:

— Ну?

Она улыбнулась и склонила голову к украшенной цветными лентами лире, стоявшей у нее на коленях. Ее темно-синие глаза показались почти черными, когда она из-под длинных ресниц взглянула на Сэма:

— Через минуту мой выход. Я скажу тебе после.

— Ты скажешь мне сейчас, — Сэм ответил ей не так резко, как ответил бы любой другой женщине, но достаточно твердо.

Роскошная квартира в самом шикарном районе Купола была сейчас свободна, и Сэм хотел, чтобы девушка стала следующей ее обитательницей. Возможно, постоянной обитательницей. Но уже несколько раз ловил себя на мысли, что Росейз вызывает в нем необычное тревожащее ощущение. Ему не нравилось, когда женщины начинали так сильно действовать на него.

Росейз продолжала улыбаться. У нее был маленький нежный рот и коротко подстриженные мягкие волосы, которые окружали темным облаком ее головку наподобие ореола. Обычно беззаботный взгляд ее темно-синих глаз иногда становился острым и проницательным. Пела она голосом, похожим на розовый бархат своего платья, голосом, приятно возбуждающим своей мягкой вибрацией.

Сэм опасался ее. Но если нужно вырвать крапиву, то нечего бояться обжечь руки. Он никогда не уклонялся от опасности и не собирался насиловать себя и стараться не думать об этом бархатистом создании. Нужно выкинуть ее из головы? Значит, она сама должна ему надоесть. Причем чем скорее, тем лучше.