Джейн Рейб - Предательство

Пергамент подернулся дымкой. Волны исчезли, бриз стих, уступив место духоте, смолкло и хлопанье парусов – теперь только треск дров нарушал тишину таверны. Объекты на карте оставались хорошо различимыми, но полностью разнились с теми, которые представали взору еще миг назад. На месте теплого моря громоздился ледник, бывшую гавань окружила безжизненная пустыня, Пыльные Равнины прорезало высохшее русло. По-прежнему неизменной оказалась лишь раковина моллюска.

– Порт занесен, – сказал Мэлдред. – Земля и время похоронили его. Я не могу сказать, насколько глубоко зарыты сокровища, но они, безусловно, там. Мы добудем их несмотря ни на что. – Воздух над раковинкой засеребрился алмазными пылинками, – Да, они там, я уверен. – Силач провел рукой над картой, и та сразу же стала потертой и измятой, как раньше. – А теперь покажи нам таинственную Мудрость Равнин.

Дамон открыл было рот, чтобы задать вопрос, но слова застряли в горле – благоговение и трепет перед магией мешали вздохнуть.

Много миль северо-западнее вновь ожившего порта появился круг, сияющий изнутри. Плоский диск вытянулся вверх, став объемным, а затем превратился в башню, сложенную из черных гладких камней, отражающих свет невидимых звезд.

– Башня Мудрости Равнин, – принялся объяснять Мэлдред внезапно севшим голосом. – Я точно знаю, что о ней говорится в наших легендах. Да и Угрюмый Кедар, мой старый приятель, рассказывал о женщине из рода людей, способной лечить любые болезни и решать любые вопросы. Она целительница. Угрюмый все мечтал встретиться с ней, а выходит, что встретимся мы.

– Лечит все болезни… Решает любые вопросы… – фыркнул Грозный Волк.

– Твоя чешуйка – это и болезнь, и вопрос жизни, Дамон. А вдруг она найдет ответ?!

Дамон покачал головой:

– Сколько лет твоей карте, Мэл? Люди не живут так долго. Ты сам об этом знаешь. Я, конечно, благодарен тебе за то, что ты хочешь помочь, тем более я действительно очень хотел бы избавиться от этой штуки и… Что это?

Мэлдред простер ладони над пергаментом. Реки стремительно высыхали, море покрывалось льдом, пески поглощали зеленеющие поля, лишь башня сохранила свои очертания. Правда, огни в бойницах потухли, и лучи звезд больше не играли на каменных стенах.

– Башня Мудрости Равнин. Такова она сегодня.

Силач положил руку рядом с призраком башни, над которым воспарила женская фигурка, закутанная в черную мантию. Она была настолько крохотной, что, как ни старался Грозный Волк разглядеть ее лицо, ничего не получалось.

– Мудрость Равнин, – позвал Мэлдред.

Женщина кивнула и исчезла. По полотну карты разбежались мерцающие блики.

Несколько минут прошло в полном молчании.

Наконец Дамон заговорил:

– Значит, это и есть Мудрость, которая лечит болезни и, если верить преданиям, все еще жива, несмотря на прошедшие века. Ты думаешь, она сможет… – Грозный Волк задумался, подыскивая подходящее слово. – …исцелить меня? – Он поджал губы и с недоверием наблюдал, как тает видение башни. – Нет. Не может быть такого человека. Ни в те времена, ни в наши дни. Напрасно ты тешишь меня надеждой.

– Она существовала. Существует и сейчас. Уверен, слова Угрюмого Кедара – правда. Я никогда не забывал его рассказов о Мудрости Равнин, о пиратском порте, о горах золота, поэтому и прихватил с собой отцовскую карту. Хотя, по правде сказать, вначале и предположить не мог, какая мощная магия в ней скрыта.

– Сокровища… клады… – рассудительно заметил Дамон. – Нужно завладеть ими.

Мэлдред одобрительно кивнул:

– Иначе все впустую. Старый Кедар говорил, что Мудрость Равнин способна творить великие чудеса, но и вознаграждать ее деяния следует по-королевски. Найденных ценностей должно хватить, чтобы расплатиться за избавление от проклятия.

– Если она на самом деле жива, – прошептал Дамон. – И если вообще когда-нибудь существовала.

Он опустил руку на бедро и ощупал «подарок» покойного Рурака Гистера.

– Стоит рискнуть, – настаивал Мэлдред. – Целительница обязательно попробует спасти тебя в обмен на богатства, к тому же, скорее всего, волшебные.

– Ладно, согласен! – решился Дамон. – Пусть эта Мудрость не более чем красивая сказка, славная добыча никогда не помешает.

– Добыча? – Это было сказано на человеческом языке одним из соседей-людоедов, который незаметно подошел и теперь склонился над пергаментом.

– Что за добыча? Что за карта? – Рядом возник второй людоед. Он ухмылялся, обнажая пожелтевшие обломанные зубы.

– Карта, – заявил первый на родном языке. – Хочу ее.

Мэлдред, понявший, о чем идет разговор, встал, свернул пергамент и посоветовал сородичам не лезть не в свое дело.

Грозный Волк обнажил меч, тем самым дав другу возможность спрятать карту.

– Разговор окончен, – заключил Дамон.

Мэлдред подтвердил сказанное, поднеся кулак к лицу стоявшего ближе к нему людоеда. Два человека быстро покинули таверну.

– Вот тебе и свинья на обед, – на ходу сказал Мэлдред, пока они бежали вниз по узкой грязной улице.

Грозный Волк отмахнулся:

– Да я и не особо голоден. Кроме того, такой город мне совершенно без интереса. На пути из этой проклятой страны нам еще должны попасться места, где людей больше. И желательно – женщин.

Глава 4

Таинственные сокровища

– Сладкий мой, не пора ли нам зажечь огонек? Да такой, что рядом с ним жаркий летний день, что выдался нынче, покажется вьюжной зимой.

Дамон не ответил. Он, не отрываясь, всматривался черными очами в светло-голубые, как волны океана, глаза женщины, в уголках которых собрались тонкие морщинки, напоминающие следы птичьих лапок. Густо положенные на веки ярко-фиолетовые тени напомнили Грозному Волку Рикали, полуэльфийку, с которой он раньше водил компанию и которая, несмотря на то, что была значительно моложе, достигла куда больших высот в украшении своего лица. Когда Дамон отвел взгляд, женщина моргнула и встряхнула головой, словно хотела разогнать остатки дурного сна.

– Какой ты странный. Мог бы быть чуть приветливей, сладкий мой. Ну, улыбнись же Эльсбет пошире, чтобы зубки показались. Мне нравятся мужчины, у которых все зубы на месте.

Женщина приподнялась на цыпочки и чмокнула Дамона в кончик носа, оставив след кармина. Заметив, что угрюмое выражение не сходит с лица мужчины, она насупилась.

– Ты даже усмехнуться не хочешь, сладкий мой. Ну, хоть чуть-чуть, – ворковала она. – Ты заставляешь меня думать, что я утратила шарм. Все, кто проводил время с Эльсбет, всегда улыбались.

Дамон оставался невозмутимым.

Эльсбет обиженно выпятила нижнюю губу и раздраженно сдула упавшие на лоб кудряшки: