Михаил Кликин - Два меча, два брата

Белым днем на коне он въехал в дубраву. Лишь под утро ползком вернулся в деревню. Левый рукав висел, словно кишка, набитая фаршем. Переломанная правая нога тяжело волочилась по земле. Брызги крови срывались с распухших губ, когда Толд прерывисто говорил:

– Я убил людоеда, но страх убил во мне искренность… Я думаю о смерти. Значит она уже идет ко мне… Я стар… Мне никогда не стать великим воином…

– Это не так, – ответил ему староста. – Ты был великим воином, и ты останешься таким навсегда. – В его словах было столько веры, что Толд с удивлением посмотрел говорящему в лицо.

А потом прозвучало имя, и всё стало ясно:

– Ты сделал так много, Эшт Благодетель, что никто никогда не усомнится в твоей силе и в твоем величии.

Толд застонал.

Он совершил свой единственный подвиг, но вся слава досталась мертвому брату…

Снова был дождь.

Толд лежал на кровати в чужой избе, смотрел в окно и думал об отце.

В печи трещал хворост, на чердаке возились мыши, пахло свежим хлебом и сухой малиной.

– Проснулся? – в комнату вошел староста Тимот. Потоптавшись у порога, он снял широкополую войлочную шляпу, встряхнул ее, окропив дождевой влагой половицы, повесил на гвоздь, пропустил бороду через кулак, вытер мокрую ладонь о рубаху. – Как себя чувствуешь? – Подвинув стул к кровати, он присел.

– Уже лучше, – буркнул Толд.

Он действительно чувствовал себя гораздо лучше. Уже не так болела рука, размозженная дубиной людоеда, и нога срослась, зажила, только стала заметно короче. Отступила душевная мука, на смену ей пришло смирение. И в том, что его приняли за брата, Толду виделась некая высшая справедливость.

– Они здесь, – негромко сказал староста.

– Кто?

– Твои дети.

– Что?

– Твои сыновья хотят увидеть тебя, Эшт.

– Мои сыновья?!

– Да. Чему ты удивляешься? Мы сделали все, о чем ты нас когда-то просил. А они выполнили все, что ты им велел. Мы послали за ними сразу, как ты вернулся. Сейчас они здесь. Ждут, когда ты позовешь их к себе…

Толд закрыл глаза. Ему вновь стало страшно – как в то мгновение, когда на усеянную белыми костями поляну вывалился из кустов косматый великан.

Дети? Сыновья? Почему Эшт ничего не сказал об этом?

И что же теперь делать? Открыться? Но поверят ли ему после всего?

Да и нужно ли людям знать правду?..

Толд пересилил страх, открыл глаза:

– Пусть они войдут…

Они вошли – рослые, крепкие, широкоплечие.

– Здравствуй, отец.

Один чуть старше, ему, наверное, скоро исполнится восемнадцать. Другому на вид шестнадцать лет.

– Как вас зовут? – неуверенно спросил Толд.

Легкое удивление тенью легло на лица парней.

– Лэд, – сказал старший.

– Ош, – назвался младший.

Долго смотрел на них Толд, и медленно теплел его взгляд, новой решимостью наливались его глаза.

– Рад вас видеть. Чем занимались?

– Как ты велел, прилежно обучались у мастера Гроя. И ждали твоего возвращения, отец.

– Многое ли передал вам мастер?

– Месяц назад он сказал, что мы превзошли его.

– Что ж… Значит… – Толд покачал головой, в мыслях все еще споря с собой. – Значит… – Он замолчал. Сыновья выжидающе смотрели на него, и он вдруг почувствовал, что уже не сможет от них отказаться. – Значит, нам пора домой, – выдохнул Толд, и на душе сразу полегчало. Великая искренность затопила его сердце; искренность, порожденная великой ложью.

– Я уже поправляюсь, мальчики мои, – заговорил Толд, торопясь и не позволяя сомнениям вернуться. – Так что давайте собираться, и без промедления вместе отправимся в дорогу. Последнее время я часто думал о смерти, а значит она уже идет ко мне. Но, надеюсь, у нас хватит времени, и я еще многому вас научу. Впрочем, есть вещи, о которых даже я не смогу рассказать. О них бессмысленно рассказывать. Их можно постичь только на своем опыте, на делах и ошибках…

Толд говорил и улыбался. Никогда раньше ему не было так легко и спокойно. Теперь он верил, что жизнь их отца не была напрасной, и жизнь Эшта, и его собственная жизнь.

Он уже представлял, как однажды вечером позовет детей в зал, где на дубовом столе будут лежать два бархатных свертка, перевязанные золотой тесьмой, и вручит детям бесценные мечи. Он знал, что скажет, передавая оружие сыновьям.

– Имя этого меча – Непобедимый. Имя его брата – Добро Несущий. Три величайших оружейника сделали их для вашего деда. И я хочу, чтоб отныне эти клинки всегда были вместе…

Толд решил, что если когда-нибудь сыновья спросят его о том, кто это третий лежит в семейном склепе рядом с дедушкой и бабушкой, то он ответит:

– Это мой младший брат, ваш дядя. Он умер безвестным, ничего не сумев сделать. Он так долго готовился к жизни, что не успел пожить. Его звали Толд.