Тим Доннел - Оковы безмолвия

Появились служки и рядом с возвышением поставили низкие кресла. Гости сели, и жрец не спеша стал расспрашивать, откуда они пришли и что хотят попросить у Кубиры.

Отвечал один Дхавана, хотя жрец спрашивал обоих. Не дождавшись ответа от Конана, жрец удивленно спросил у Дхаваны:

— Почему твой спутник все время молчит? Ты называешь его братом, но ведь он северянин и, наверное, не знает нашего языка?

— Да, о святой Ваджран, он северянин, но я не знаю, откуда он и что забросило его в наши края. А братом я называю этого человека потому, что я спас его от смерти, и теперь мы не можем жить друг без друга. Он умрет в разлуке со мной, а я — в разлуке с ним.

— Расскажи, Дхавана, что случилось и как ты спас ему жизнь?

— Это было год назад, вскоре после того, как я лишился своего родного брата. Однажды утром мы услышали доносившийся с улицы шум, крики, лай собак, и отец послал меня узнать, что случилось. Я выбежал из дома и увидел, что навстречу мне, шатаясь, идет огромный человек. Он стонал при каждом шаге и обеими руками опирался на свой меч, как на посох. Кровь ручейками текла из его ран, оставляя на дороге красную полосу. Глаза его, казалось, ничего не видели, великан шел, сам не зная куда. Увидев меня, он открыл рот, силясь что-то сказать — и не мог. Сделав еще один шаг, он схватился за мое плечо и упал, увлекая меня за собой. Когда я поднялся, он лежал на земле, как мертвый. Соседи с ужасом смотрели на него, не смея подойти ближе, а женщины плакали.

Вдруг из дома выбежала моя сестра. Она наклонилась над воином и положила руку ему на голову. «Он жив! — воскликнула она. — Несите его поскорей к нам в дом!» Несколько мужчин с трудом подняли раненого и понесли его к дому. Меч великана волочился по земле. Его рука так крепко стиснула рукоять, что ее было не разжать. Так, с мечом в руке, его уложили на ложе моего брата…

Моя сестра Сундари с детства владеет чудесным даром — она может исцелить любую болезнь, залечить любую рану. Она знает секреты всех целебных трав. Вот и тогда она сделала отвар и промыла все раны незнакомца. Тот открыл глаза, рука, сжимавшая меч, разжалась, и он вновь коснулся моего плеча, силясь что-то сказать. Потом он уснул и спал до следующего утра. Все это время я не отходил от него и промывал раны отваром, который приготовила сестра. Он был страшно изранен, и временами нам казалось, что никакие целебные травы не вернут его к жизни — но он победил смерть, как победил своих врагов.

Целый месяц я не отходил от него, как от малого ребенка, и моя скорбь об умершем брате уступила место любви к спасенному незнакомцу.

Дхавана замолчал, и Конан увидел, что слезы текут по его щекам. Юноша вновь вспомнил Критану, сгинувшего где-то здесь, в этом монастыре.

— Так, значит, этот воин был немой? — спросил жрец, заинтересовавшись рассказом Дхаваны.

— Он потерял способность говорить от ужасных ран. Он все время пытался что-то сказать и сердился, когда не мог этого сделать. Наш язык он понимал, и я смог его кое о чем расспросить. Он кивал, отвечая «да», и качал головой, отвечая «нет». Так я узнал, что он северянин и что в наших краях он искал своего старого врага. Его друзья погибли, он сам едва остался жив, но сумел отомстить.

Когда он стал поправляться и начал понемногу ходить, он везде старался следовать за мной. Я рассказал ему, что очень тоскую о брате, а он знаками объяснил, что навсегда останется со мной. Отец и мать полюбили его как сына и дали ему новое имя — Сегир.

— Скажи мне, Дхавана, почему ты и твой названый брат не притронулись к кушаньям из дичи?

Жрец, внимательно слушавший рассказ молодого ткача, как видно, хотел узнать о своих гостях как можно больше.

— Я — ткач, о святой Ваджран, и все жители нашей деревни — тоже ткачи. Рагни, первый мастер, поселившийся на этом месте, пообщал богине ткачества Лури не есть мяса, и все его потомки свято соблюдают этот обет. Кто нарушает его, тот теряет способность ткать золотую парчу, достойную украшать троны царей, и вскоре умирает.

— Золотую парчу? Но ведь многие мастера могут ее ткать, и не воздерживаясь от мясной пищи!

— Золотая парча, сотканная нашими мастерами, сияет, как солнце. Золотые нити не тускнеют, а с годами становятся еще ярче. Узоры, вытканные на ткани, как талисманы, охраняют того, кто ей владеет, от злобы и зависти врагов. Когда был жив мой брат, мы с ним могли соткать такую парчу, но теперь, когда я подхожу к станку, тоска сжимает мне грудь, и я не могу работать. Только Сегир приносит мне утешение, если бы не он, я бы тоже умер…

Конан сидел, опустив голову, и сквозь густые пряди своих волос исподтишка разглядывал главного жреца. Тот был настолько поглощен рассказом Дхаванны, что лицо его совершенно утратило величественное выражение. Глядя на ткача горящими алчными глазами, он напрягся, как хищник, почуявший добычу. Конан всей кожей чувствовал опасность и, поражаясь этой перемене, не спускал с него глаз. А Дхавана между тем продолжал свой правдивый рассказ:

— И Сегир так же, как и все жители нашей деревни, отказался от мяса, хоть и не ткал парчу. А когда мне во сне явилась богиня Лури и велела посетить храм Кубиры в Потали, чтобы вернуть мое мастерство, он дал мне понять, что не расстанется со мной даже на час, и мы отправились вместе.

Жрец перевел взгляд на Конана, тот по-прежнему сидел, опустив голову. Не подозревая, что острые глаза киммерийца наблюдают за ним, жрец жадно разглядывал его мощную фигуру и спросил Дхавану, показывая на шкуру тигра:

— А этого зверя он убил?

— Да, о святой Ваджран, это случилось два дня назад, по пути в Потали. Если бы не он, меня бы уже не было в живых…

— Неужели он один справился с тигром?! Ведь это сам Шанги, демон, проклятие джунглей! Многие пытались его убить, но никто не вернулся живым! Сегир один сделал это?! — Высокомерие напрочь слетело с лица святого Ваджрана, и теперь даже Дхавана смотрел на него с удивлением и опаской. Опомнившись, жрец откинулся на спинку кресла, снова принял величественную позу, опустил веки, унимая зловещий блеск в глазах, и продолжал: — Значит, ты хочешь вернуть свое мастерство? Я совершу молитву, и Кубира тебе поможет. Но ты должен будешь принести богатую жертву… И брат твой по моей молитве обретет дар речи — но ему придется послужить во славу Кубиры… Вы согласны?

Конан поднял глаза и, притворяясь изумленным, встал. Дхавана тоже вскочил в притворной радости:

— Я вытку царское покрывало для храма! О, святой Ваджран! Я уже сейчас чувствую дрожь в руках и огонь в крови, как перед удачной работой! Но, чтобы соткать парчу, мне нужен искусный помощник. Лишь вдвоем можно выткать чудесное покрывало!