Кристи Голден - Раскол: прелюдия к Катаклизму

Кэрн внимательно посмотрел на него.

— Тебе жаль? По мне, так Нордскол — место потерь и кровопролития. Здесь полегло много наших лучших воинов. Я не не из тех, кто оплакивает прощание с полем боя.

Гаррош фыркнул.

— Утекло слишком много времени с тех пор, как ты был на поле боя... старец.

Кэрн нахмурился и выпрямил спину, став выше даже Гарроша.

— Хоть я и старец, но, похоже, моя память яснее, чем твоя, юнец. Что, по-твоему, произошло всего несколько часов назад? Ты не видел жертву, которую принесли твои воины? Ты глумишься над ранами, которые мы из-за этого получили?

Гаррош пробормотал что-то про себя, но четкого ответа не дал. Старому таурену было ясно, что прорыв из окружения не казался Гаррошу столь же достойным, как битва в чистом поле. Возможно, он считал позорным уже то, что попался в ловушку. Кэрн слишком многое повидал, чтобы быть столь наивным, но у этого орка в жилах бурлила молодая кровь. Гаррош должен понять, что честь заключена в том, как сражаться, а не где или когда. А именно честь всегда была тем, что составляло собственную гордость Орды.

И именно благодаря чести Орда создала достойное мнение о себе.

Ему приходилось признать: то же касалось и Гарроша. Его опрометчивое рвение в бой окупилось — на сей раз. Однако Кэрн знал из бесед с другими, в том числе и с Саурфангом, открыто недолюбливавшим молодого орка, что такое поведение неоднократно окупалось и прежде. Так когда же смелость становится безрассудством? Инстинкт — жаждой крови? Несмотря на густой мех, Кэрн продрог от пронизывающего, кусачего ветра арктического моря. Его тело свело от напряжения, оно стонало от боли; Кэрн вынужден был признать, что со времен его последней битвы прошло немало времени. Но он все еще был способен постоять за себя.

— Несмотря ни на что, Орда одержала победу в бою против ужасных тварей Нордскола, — заявил Гаррош, вернувшись к теме их разговора. — Не забыта ни одна жизнь, ушедшая ради нее. Ради чести и славы Орды. Мы потеряли сына Саурфанга. О них сложат лок'ваднод, воспевающий их. Когда-нибудь, если будет на то воля предков, такую песню напишут и обо мне. И потому мне больно отступать, Кэрн Кровавое Копыто.

Кэрн кивнул своей седой головой.

— Но надеюсь, ты не хочешь заполучить о себе лок'ваднод столь скоро, хм?

Это была попытка развеять легкомыслие юнца, но сын Грома Адского Крика был слишком горяч, чтобы посмеяться над этим.

— Когда бы ни явилась смерть, я встречу ее гордо. Сражаясь за свой народ, с оружием в руках и боевым кличем на устах.

— Хммм, — вздохнул Кэрн. — Это хороший способ уйти. С честью и достоинством. Да будет дарована такая честь каждому из нас. Но мне еще слишком многое осталось сделать. Смотреть на звезды. Слушать ритм барабанов. Обучать молодежь и наблюдать, как она взрослеет. Многое нужно сделать, прежде чем я отправлюсь со смертью в свой последний путь.

Гаррош открыл было рот, чтобы что-то сказать, но ветер как будто выхватил слова из его клыкастого рта. Даже Кэрн, огромный и непоколебимый, покачнулся под натиском налетевшего из ниоткуда шквала. Корабль накренился, клюнул бортом, и на палубу внезапно хлынула вода.

— Что это такое? — взревел Гаррош, но даже его зычный голос заглушался воем ветра. Кэрн не знал, как моряки зовут этот тип шторма, но подумал, что определение его наименования — меньшая из их забот. Капитан Тула промчалась по палубе, ее синяя кожа была бледна, а зрачки — расширены. Ее одежда, черные обмотки на ногах, штаны и простая белая рубашка, насквозь промокли и прилипли к коже. Пучок ее темных волос распался и был теперь похож на швабру на голове.

— Чем я могу помочь? — сразу спросил ее Кэрн, больше взволнованный ее неприкрытым беспокойством, чем штормом, в буквальном смысле слова невесть откуда взявшимся.

— Идите внутрь, так хоть не буду беспокоиться о вас, сухопутных крысах! — проверещала она, слишком занятая, чтобы заботиться о рангах и учтивости. Не будь ситуация столь серьезна, Кэрн бы посмеялся. Вместо того он бесцеремонно схватил Гарроша за шкирку и потащил протестующего орка в центр судна, когда их всех накрыла волна.

Кэрна словно гигантской рукой прихлопнуло к палубе. Из него выбило дух, а вместо воздуха в легкие набиралась вода, несмотря на все попытки остановить ее. Волна отступила также быстро, как и пришла, чуть не прихватив с собой Кэрна с Гаррошем; они были словно веточки в потоке, рассекающем Кель'Талас. Как один, они до боли вцепились друг за друга. Их ударило об изогнутый фальшборт, на миг прервав движение. Кэрн поднялся, его копыта выдалбливали следы на скользкой деревянной палубе, но он упрямо искал точку опоры. Фыркая и мыча от потуги, он силой пробирался вперед, таща за собой Гарроша, пока орк не смог сам встать на ноги. Неожиданно небо раскола молния — близко, слишком близко, и почти тут же ей вторил сокрушительный раскат грома.

Кэрн продолжал пробираться вперед, обхватив одной рукой Гарроша, вытянув вторую, пока она не схватилась за скользкий, но твердый дверной обклад. Оба наполовину ввалились, наполовину проскользнули в трюм.

Гаррош отплевался от воды, затем упрямо уперся своей коричневой рукой и попытался подняться.

— Лишь дети и трусы сидят в трюме, пока другие рискуют жизнями, — сказал он, с трудом выдыхая.

Кэрн, не слишком нежничая, опустил свою руку на закованное в броню плечо Гарроша.

— И лишь самовлюбленные глупцы мешают тем, кто пытается спасти им жизнь, — прогремел он. — Не глупи, Гаррош Адский Крик. Уж лучше пусть капитан Тула позаботится, чтобы ее корабль не разломило надвое, чем будет тратить впустую драгоценные силы и время, пытаясь помешать волне смыть нас за борт!

Гаррош уставился на него, затем откинул назад голову и завыл от досады. Но к его чести, он больше не пытался помчаться обратно вверх по лестнице.

Кэрн ожидал в лучшем случае долгой трепки корабля, в худшем — гибели в холодном океане. Но шторм приутих столь же внезапно, как и появился. Они даже не успели отдышаться, как сильная качка прекратилась, корабль перестало трясти. Они на мгновение уставились друг на друга, а затем вместе поспешили обратно на палубу.

Невероятно, но из быстро разбегающихся облаков выглянуло яркое солнце. Эта веселая картина выглядела нелепо в сочетании с тем, что бросилось в глаза Кэрну, когда он выбрался за дверь.

Спокойная серебряная поверхность океана, покрытая солнечной рябью, была усеяна обломками. Кэрн поспешно заозирался, пересчитывая корабли, которые попадались на глаза. Он насчитал всего три и теперь молился предкам, чтобы остальные два просто потерялись, хотя покачивающиеся на воде обломки были немым доказательством того, что в действительности один из них точно не уцелел.