Сергей Шведов - Соколиная охота

– Передашь Сидрагу, что я принимаю предложение короля Карла, а от него жду помощи, – повернулся Воислав к Сивару. – Пусть сговорится с князем Свентиславом. Если на стороне Тевтона выступят ободриты и лютичи, то вряд ли Лотарь осмелится бросить ему вызов.

Раймон Рюэрг вздохнул с облегчением. Судя по всему, франк до последнего момента не был уверен в том, что миссия, доверенная ему графом Вельпоном, будет столь успешно завершена. Единственным человеком, которого разочаровало решение Воислава, был боготур Драгутин.

– А как же Севилья? – спросил он.

– Будет тебе Севилья, – засмеялся Сивар. – Дай нам только с Парижем разобраться.

Глава 3

Реймс

Ган Карочей изрядно поплутал по чужой земле в погоне за беспокойным императором франков. Похоронив отца в Страсбурге, тот рванул в Реймс, дабы возложить себе на голову вожделенную корону. Похоже, императору не терпелось, и надо признать, что основания для торопливости у него были. Ибо братья новоиспеченного императора тоже не дремали. Благодаря близости к монсеньору Николаю бек Карочей неожиданно для себя оказался в самом центре интриг, плетущихся по всей империи. Секретарь папской курии был достаточно откровенен с заезжим скифом, поскольку за время путешествия успел оценить его ум и искушенность в политических схватках. Да и с какой стати напускать на себя таинственность перед человеком посторонним, не претендующим на влияние в чужой стране, к тому же ссудившему императору Лотарю приличную сумму и уже хотя бы поэтому заинтересованному в успехе римской партии.

К счастью, никто не смог помешать архиепископу Эббону Реймскому возложить на голову старшего сына умершего императора каролингскую корону. И Лотарь наконец успокоился, во всяком случае, взял передышку, дав тем самым возможность отдышаться и хазарскому послу, и монсеньору Николаю, и преданному новоиспеченному императору финансисту Варнерию.

Карочей присутствовал на церемонии коронации и мог вволю налюбоваться и на императора Лотаря, и на его спесивых ближников. Внешностью Лотарь не поражал воображение. Это был человек среднего роста, довольно худой, возраст которого уже перевалил за сорок. Красавцем Карочей его не назвал бы, да и осанке Лотаря не хватало величественности. Примечательными были разве что глаза императора, быстрые и цепкие. Даже во время торжественной церемонии эти глаза скользили по лицам присутствующих, выискивая среди них врагов и недоброжелателей. Из своих наблюдений Карочей сделал вывод, что Лотарь – человек нетерпеливый, подозрительный и, скорее всего, вспыльчивый.

Последующие события подтвердили это первое впечатление хазарского бека. Сразу же после коронации Лотарь одним росчерком пера лишил Карла практически всех земель, завещанных тому отцом, оставив младшему брату лишь Аквитанию. Решение императора вызвало одобрение всех его ближников, но глубоко опечалило племянника Пипина, который уже и без того был обделен дедом, а теперь вот получил новый удар от родного дяди.

Этого молодого человека Карочей встретил в покоях монсеньора Николая и искренне ему посочувствовал. Мытарства Пипина чем-то напомнили ему собственную судьбу, когда он после смерти отца был едва ли не до нитки обобран собственными дядьями. Но, похоже, хазарский бек оказался единственным человеком в Реймсе, которого тронули несчастья этого круглолицего и круглоглазого юнца, чем-то похожего на совенка, неожиданно выброшенного из обжитого гнезда. Вся свита несчастного Пипина состояла из десятка старых мечников его отца, не пожелавших покинуть своего юного вождя в тяжкую минуту. Такая верность, по мнению Карочея, должна вознаграждаться, а потому он щедрой рукой отсыпал спутникам Пипина, которым нечем было расплатиться за ночлег, по десять денариев. Племянника императора благородный жест чужака растрогал едва ли не до слез, и он охотно принял приглашение Карочея на ужин.

Хазарскому послу, в отличие от Пипина и многих прочих благородных сеньоров, съехавшихся на коронацию, были выделены несколько комнат в двухъярусном доме богатого реймского купца. За это он должен был благодарить не столько императора, сколько монсеньора Николая, позаботившегося о своем товарище по трудному путешествию.

– Наслышан о твоих неприятностях, уважаемый герцог, – сочувственно вздохнул Карочей, подливая гостю в кубок отличного рейнского вина.

– Ты это называешь неприятностями, благородный бек? – обиженно скривил толстые губы Пипин.

– В твои годы, герцог, я не имел за душой ничего, кроме коня, меча и сотни преданных мне хазар. А сейчас я далеко не последний человек в каганате. Проигрывает тот, кто отчаивается, а у сильного духом всегда есть шанс поправить свои дела.

– Не называй меня герцогом, благородный бек. Император отнял у меня Аквитанию. И все, что у меня осталось, это три замка и захудалый городишко, подаренный мне когда-то отцом.

– У тебя есть имя, уважаемый Пипин, ты правнук великого императора Карла. Очень скоро твоего внимания будут искать богатые и влиятельные люди. Мой тебе совет – не продавайся дешево и не верь никому, ни ближним, ни дальним.

– Ты меня утешил, благородный бек. Но чтобы чего-то добиться в этой жизни, нужны деньги. Много денег. А у меня их нет. Мне не на что содержать дружину, а значит, и мое место за императорским столом будет последним.

– Я могу похлопотать за тебя перед своим знакомым единоверцем, рабби Симеоном. Десять тысяч денариев на первое время тебя устроят?

От неожиданности Пипин едва не захлебнулся вином. Похоже, он не рассчитывал, что ужин у заезжего бека закончится для него счастливым разрешением всех проблем. Однако дураком внук императора не был, а потому быстро сообразил, что просто так подобные предложения не делаются.

– А что ты потребуешь от меня взамен, благородный бек?

– Всего лишь лояльного отношения к моим единоверцам, уважаемый герцог.

– А зачем тебе и твоим единоверцам лояльное отношение бродяги без единого денария в мошне?

– Помилуй, уважаемый Пипин, у тебя в мошне десять тысяч, я сам их туда только что положил. И очень скоро у тебя появится шанс вернуть назад свою Аквитанию. Вот тогда и сочтемся, герцог.

Неугомонный император Лотарь готовился к походу. Заявления, тем более такие громогласные, следовало подтвердить действием. Вот тут и пригодился внуку Карла Великого скромный финансист Варнерий. Выложенные им перед императором денарии тут же были пущены в дело. Реймские обыватели глазом не успели моргнуть, как Лотарь уже оброс десятитысячным войском и огромным обозом. Сеньоры наперебой стремились выказать преданность новому императору и горели желанием ринуться в битву по первому же мановению его руки.