Михаил Бабкин - Бёглер

Крис тяжело вздохнул, почесал в затылке, но деваться было некуда: послав в душе магистра Пондильяка куда подальше – гораздо далее того места, где живёт чёртова старуха Клоанца, плетущая из болотной тины сети для ловли душ умерших – парень нехотя побрёл в кладовую за веником, вёдрами, шваброй и тряпками. Дядюшкины слова о столетней пыли его не вдохновили, тем более что так оно, скорей всего, и было на самом деле: королевскому «Бюро находок» насчитывалось без малого полторы сотни лет. А то и более.

Бюро находок, в старину называвшееся «Приютом утерянных вещей», появилось в годы правления короля Августа Второго, Тишайшего, – как официально именовали его в учебниках «новой истории». В народе же за Августом закрепилось прозвище «Чихун» из-за неумеренной приверженности монарха к нюхательному табаку. Но, как бы там ни было, Август был неплохим королём, история знавала куда более вздорных и глупых правителей. Уважение в народе Август Второй заслужил в основном тем, что за время своего царствования не ввёл никаких революционных новшеств, предоставив подданным жить привычной им жизнью – без каких-либо экономических и политических потрясений.

В те времена нынешний городок Бэрилон (девяносто три мили до столицы, две тысячи семьсот тридцать девять душ проживающего населения, канатная фабрика и малый винокуренный цех) был небольшим посёлком у тракта, идущего от южного моря до самого столичного града. Конечно же, никакого «Приюта утерянных вещей» в Бэрилоне тогда не существовало, да и кому он был нужен, в захолустье-то?

Городское предание гласило, что однажды король Август Второй, возвращаясь с верфи, где закладывали новый торговый корабль, остановился на ночлег аккурат возле того посёлка. И пока разбивали стоянку, пока готовили ужин, королю захотелось прогуляться – размять ноги после долгой поездки в карете, а заодно взглянуть, как живут-поживают в эдакой глуши его верноподданные граждане.

Граждане, узнав, кто к ним приехал, со страху попрятались кто куда, и потому прогулка могла бы статься довольно унылой, если б не глухой трактирщик, который понятия не имел о прибытии столь важного гостя. Встретив короля и его свиту как обычных, но весьма денежных путников, трактирщик выставил на столы самое лучшее, в том числе и своё «фирменное» вино. Напиток королю понравился и, придя через некоторое время в весьма благодушное настроение, Август Второй отбыл в лагерь, щедро заплатив трактирщику. А уже в лагере, по утру, король обнаружил пропажу своей любимой – золотой, с драгоценными каменьями – табакерки. Разразился жуткий скандал, едва не полетели головы приближённых за невнимательность и недогляд (а там, глядишь, досталось бы и жителям посёлка), когда к королевскому шатру примчался поселковый мальчишка, сын местного сапожника Вильяма, паренёк шустрый да глазастый. Он-то и принёс королю утерянную им по винной усталости табакерку – та нашлась в зарослях бурьяна, неподалёку от тропки в трактир. В которые заросли король заходил ночью по некой важной, уединённой необходимости.

Обрадованный Август Второй отблагодарил мальчишку медным пятаком и повелел в честь случившегося установить в посёлке особый памятный дом для найденных вещей – «дабы не оставались они сирыми и беспризорными, но вовремя находили своих страждущих владельцев», – так сказал добрый король. А ещё он приказал построить и открыть винокуренный цех, поскольку здешнее вино «зело полезно, бодрит дух и внушает радость». Повелел и убыл восвояси, оставив жителей посёлка в надежде на то, что королевские распоряжения окажутся пустой, похмельной болтовнёй. Но, как показало время, король запомнил свой визит в Бэрилон: через несколько месяцев в посёлок приехал работный люд, подтянулись подводы со строительными материалами и закипела работа. На том сонная, унылая жизнь посёлка закончилась – Бэрилон стал прирастать домами, лавками, конторами… Появилось королевское почтовое отделение, у тракта организовалась конная станция: бывший никчемный посёлок быстро превращался в самый настоящий, пусть и провинциальный, городок. Ну а «Приют утерянных вещей» был выстроен в центре того городка, рядом с ратушей, практически бок о бок – одноэтажное кирпичное здание, высокое, с невероятно дорогими по тем временам настоящими стёклами в стрельчатых окнах.

Что же касаемо добропорядочного паренька, столь неожиданно изменившего судьбу родного Бэрилона, то в другой городской легенде говорилось о том, будто бы отец мальчика, сапожник Вильям, сильно огорчился необдуманному поступку сына. И от того невыносимого огорчения выгнал его из дому, предварительно избив и отняв у паренька заработанный им королевский пятак: мальчик оказался с характером, в тот же день ушёл по тракту в сторону моря. А далее, согласно той легенде, беглец поступил юнгой на быстроходный торговый корабль и знатно преуспел в морском деле, став через десяток лет помощником капитана. А ещё через пару лет поднял на том корабле бунт, собственноручно обезглавил капитана саблей и объявил себя Чёрным Бароном. В дальнейшем Чёрный Барон с его командой прославились как самые кровожадные пираты южного моря, о похождениях которых рассказывали в портовых тавернах, пели в разудалых матросских песнях, а матери пугали именем Барона непослушных детей.

Пиратское безобразие продолжалось до тех пор, пока осерчавший король Август Второй не снарядил военно-морскую экспедицию на поиски корабля Чёрного Барона: в конце концов судно было обнаружено, обстреляно из тяжёлых фаерболомётов и уничтожено. А выжившего в переделке Барона доставили в столицу, где публично казнили на центральной городской площади, в присутствии короля. Разумеется, милейший Август не признал в бородатом пирате того самого мальчика, которому он некогда подарил медный пятак. И которому столь круто изменил судьбу.

В просторном хранилище, освещённом лишь потолочными самосветными лампами, стояла полудюжина высоченных стеллажей, далеко разнесённых друг от друга и заваленных всяческим хламом. Раньше, при прежнем хозяине «Гермеса», стеллажей было в два раза больше, но предприимчивый дядюшка Шмуль, по-хозяйски решив что хватит и шести, втихаря продал казённое имущество проезжим коммерсантам. Возникшую же недостачу он с лёгким сердцем оформил как «естественную убыль в связи с ветхостью», хотя старинные, надёжно сделанные стеллажи могли простоять в бюро находок ещё лет сто, не менее. Легковерный – за взятку и угощение в ресторане – господин Туфа, прочитав акт списания, лишь изумлённо развёл руками. Однако, сказав: «Экий же ты наглец, Шмуль», подписал тот акт, а большего дядюшке и не требовалось.