Роберт Джордан - Нож сновидений

Повернувшись на запад, он уже не стал поднимать подзорную трубу.

«Сейчас», – прошептал он, и словно по команде, из леса галопом выкатились две сотни воинов в кольчужных вуалях на лицах. И немедленно остановились, сбившись в кучу, правдами и неправдами стараясь занять место получше, размахивая при этом окованными сталью копьями. В это время их предводитель, отчаянно жестикулируя, метался вперед-назад перед толпой, очевидно пытаясь придать им видимость строя.

С этого расстояния Итуралде не смог бы разобрать его лица даже с помощью подзорной трубы, но он мог представить, насколько взбешен Торней Ланасиет, разыгрывающий это представление. Принявший Дракона коротышка весь дымился от желания схватиться с Шончан. Все равно с кем из Шончан. Было трудно удержать его от нападения в первый же день после пересечения границы. Вчера он был безмерно рад сорвать ненавистные полосы с нагрудника, указывающие на его лояльность Шончан. Это не важно. Пока он повинуется его распоряжениям.

Ближайший к Ланасиету патруль развернул своих лошадей по направлению к деревне и лагерю Шончан, и Итуралде перенес свое внимание туда, и снова поднял трубу. Предупреждение от патруля вышло бы запоздавшим. Движение в лагере прекратилось. Кое-кто показывал на группу всадников на другом краю деревни, остальные просто наблюдали. И солдаты и рабочие. Видимо, подобный рейд ожидался в последнюю очередь. Невзирая на набеги Айил, Шончан считали Тарабон своей собственностью, и абсолютно безопасной. Быстро переместив взгляд на деревню, он увидел стоящих на улицах людей, наблюдающих за странными всадниками. Они тоже не ожидали атаки. Он решил, что полностью солидарен с Шончан, но поделится этим своим выводом с тарабонцами в ближайшее время.

Но, имея дело с хорошо подготовленными солдатами, рассчитывать на длительный шок не приходится. Солдаты в лагере бросились к лошадям, многие из которых стояли неоседланными, хотя конюхи заработали с удвоенной скоростью. Около восьми десятков шончанских пехотинцев-лучников, выстроившись в колонну, побежали через деревню. Увидев данное свидетельство того, что угроза реальна, крестьяне принялись хватать малышей и подзывать старших, чтобы укрыться в желанной безопасности своих домов. Через мгновение улицы уже были пусты, не считая спешащих лучников в доспехах из покрытой лаком кожи и в странных шлемах.

Итуралде повернул трубу к Ланасиету и обнаружил, что тот повел строй своих людей галопом вперед. «Потерпи», – прорычал он. – «Потерпи!»

И снова, казалось, что тарабонец услышал его приказ и поднял руку, чтобы остановить своих людей. Они находились почти в полумиле или чуть дальше от окраины деревни. Горячему дураку полагалось ждать на краю леса, в миле от деревни, стараясь поддерживать беспорядок, распустив половину бойцов отряда, которые вроде бы струсили. Он подавил желание дернуть за рубин в левом ухе. Битва началась. А во время боя важно, чтобы твои сторонники видели, что ты совершенно спокоен и невозмутим. А не желаешь наброситься с кулаками на предполагаемого союзника. Командующий может заразить своими эмоциями подчиненных, а рассерженные солдаты ведут себя глупо, что приводит к неоправданным потерям и проигрышу в битве.

Дотронувшись до мушки в виде полумесяца на своей щеке – в подобные дни мужчина должен выглядеть хорошо как никогда – он медленно выровнял дыхание, удостоверившись, что внутренне спокоен так же, как и внешне, а потом снова вернулся к изучению лагеря. Большая часть тарабонцев уже сидела верхом, но ожидала, пока не проедет пара десятков шончан во главе с высоким парнем с тонким единственным пером на шлеме любопытной формы, прежде чем пристроится за ним. Вчерашние опоздавшие оказались в самом хвосте.

Итуралде внимательно изучал человека, возглавившего колонну, рассматривая его сквозь промежутки между домами. Единственное перо означало ранг лейтенанта или, возможно, под-лейтенанта. Что в свою очередь могло означать безусого пацана, возглавившего свой первый отряд, либо седого ветерана, который смахнет вашу голову, заметив первый же промах. Что было странно, дамани, за которой отчетливо был виден серебристый поводок, соединяющий ее с женщиной на другой лошади, подстегивала свою лошадь так же яростно, как и остальные. Он слышал, что дамани являются пленницами, но эта женщина проявляла не меньше рвения, чем другая – сул’дам. Возможно…

Внезапно он затаил дыхание и выбросил из головы все мысли о дамани. На улице еще оставались люди – семь или восемь человек, мужчин и женщин, шедших группой прямо перед догоняющей их колонной, и казалось, не слышавших топота позади. У Шончан не оставалось времени на задержку, особенно когда на горизонте виднелся враг, но похоже рука высокого парня даже не пошевелилась на поводьях, когда он и остальные втоптали крестьян в грязь. Значит, ветеран. Пробормотав про себя молитву о спасении павших, Итуралде опустил трубу. Дальнейшее было прекрасно видно и без нее.

В двух сотнях шагов за окраиной деревни на месте, где уже построились лучники с наложенными на тетиву стрелами, офицер начал строить свой отряд. Указав направления тарабонцам, он повернулся в сторону Ланасиета, и стал рассматривать его в подзорную трубу. Солнечный блик вспыхнул на обрамлении его трубы. Солнце наконец-то показалось из-за горизонта. Тарабонцы споро разделились, проявив отменную дисциплину, и заняли позиции по обе стороны от лучников, сверкнув наконечниками копий, которые замерли, наклоненные под одинаковым углом.

Офицер пригнулся, чтобы переговорить с сул’дам. Если сейчас он отпустит дамани вместе с ней, то все может обернуться катастрофой. С другой стороны, если и оставит, то все может быть. Опоздавшие тарабонцы, прибывшие вчера вечером, занимали место в пятидесяти шагах позади основных сил, воткнув копья в землю, и вынув конные луки из футляров, закрепленных позади седел. Ланасиет, проклятие на его глупую голову, отправил своих людей галопом вперед.

На мгновение отвлекшись, Итуралде повернулся и громко скомандовал для солдат позади него: «Приготовиться». – Заскрипела кожа седел, воины подобрали поводья. Затем он пробормотал еще одну молитву о спасении павших и шепнул: «Пора».

Единым махом триста тарабонцев из длинной шеренги, его тарабонцев, подняли свои луки и выстрелили. Ему не потребовалась подзорная труба, чтобы увидеть как в тела сул’дам, дамани и офицера внезапно вонзились стрелы. Потом они выпали из седел, пробитые сразу дюжиной стрел каждый. Подобный приказ причинил ему острую боль, но женщины в отряде были самыми опасными противниками на этом поле. Остальная часть первого залпа сократила число лучников и оставила пустыми седла всадников, покрыв телами землю, второй залп выбил последних лучников и опустошил еще больше седел.