Барб Хенди - Похититель жизней

Магьер оглянулась на юг, где над городом, над приморским трактом подымались лесистые холмы. Что-то Лисил нынче запаздывает.

— Выпад! — приказал Чейн, стараясь не зевать от скуки. — Еще выпад! Нет, хозяин, держи клинок ровно и сразу после удара откинься назад. Не переноси свой вес на правую ногу.

Он лениво отбил удар, но не перешел в контратаку, не воспользовался тем, что его противник — в который раз, увы, — открылся при выпаде. Торет, ученик Чейна в фехтовании и хозяин его во всем остальном, остановился, раздраженно хмурясь.

— Я и так держу меч ровно! — рявкнул он, и эхо его крика заметалось между ними, отразившись от стен просторного подвала, который был расчищен специально для упражнений в фехтовании и прочих тайных целей. — С какой стати ты все время твердишь об этом?

Трехэтажный каменный особняк, в котором они жили, располагался в богатом квартале Белы, столицы и главного порта Белашкии. С точки зрения менее зажиточных горожан, особняк был добротным и даже изысканным жильем, однако Чейн при жизни привык к совсем иным условиям. Население столицы представляло собой бурлящий котел, в котором нашлось бы место почти любому ингредиенту, — но с тех пор как Чейн восстал из мертвых, в обществе своего хозяина он постоянно чувствовал себя не на своем месте.

Совсем недавно ставший Сыном Ночи — а точнее, вампиром, — Чейн до сих пор еще остро ощущал сословные различия. В прежней, смертной, жизни он был средней руки аристократом, владел небольшим, отдаленным от столицы баронством и, как полагается аристократу, обладал изрядными познаниями в области политических и светских интриг. Теперь же почти все свое время, свободное от сна, он посвящал тому, чтобы помочь своему хозяину и создателю подняться вверх по сословной лестнице. Подобный контраст между прежним и новым существованием, не говоря уж о контрасте между самим Чейном и его хозяином, был настолько разителен, что даже не забавлял Чейна своей нелепостью — скорее уж раздражал.

Чейн был высок, с густыми, каштановыми, коротко остриженными волосами. Коричневые панталоны и темно-синяя туника сидели как влитые на его ладной широкоплечей фигуре. Как и надлежало аристократу, он получил недурное образование, да и сам долго совершенствовался в иных, менее признанных областях. Он бегло изъяснялся на четырех языках, а фехтовал так, словно родился на свет с клинком в руке.

Вот в этом-то и состоял нелепый, лишь презрения достойный контраст между Чейном и его хозяином.

Тощий, узкоплечий Торет выглядел лет на семнадцать от силы, да и то был мелковат для этого возраста. Сколько бы он ни отмывался, его кожа неизменно сохраняла нездоровый, грязный оттенок. Его бурые волосы, вопреки всем усилиям гребня, оставались кудлатой копной. На лице и на запястье у него белели старые шрамы. Он неплохо говорил на белашкийском языке, наиболее распространенном в этих краях, и, судя по всему, мог изъясняться на простонародном диалекте далекой Суманской империи. Впрочем, сколько он ни учился, а грамотой на этих языках так и не овладел. В дорогой тунике из темно-красного бархата Торет смахивал на проказливого слугу, который в отсутствие господина вздумал поиграть в переодевания.

И тем не менее именно Торет в свое время поймал и обратил Чейна, возродил его из смерти в вечное рабство. Теперь Чейн не мог воспрепятствовать даже самому нелепому капризу худосочного коротышки, потому что вампир не может ни в чем отказать своему создателю. Чейн был самым настоящим рабом.

— Нет, хозяин, — с натужной вежливостью проговорил он вслух, — ты не держишь меч ровно, а при выпаде переносишь вперед всю тяжесть своего тела. Сейчас я покажу тебе, как это делается.

И Чейн стремительно и четко исполнил три выпада подряд, хотя ни на миг не сомневался, что Торет не способен заметить хоть какие-то отличия его движений от своих собственных.

— Ух ты, просто здорово, то есть великолепно! — прозвучал под сводами подвала высокий, чуть визгливый женский голос.

Торет и Чейн разом обернулись. Чейн едва подавил желание презрительно фыркнуть при виде третьей обитательницы особняка, так бесцеремонно нарушившей их уединение. Торет расплылся в улыбке, показав ровные, но неисправимо желтые зубы.

— Сладкая моя! — с восторгом проговорил он. — Ты что же, ходила за покупками?

Покачивая пышными оборками платья, к Чейну и Торету приближалось еще одно обстоятельство, которое отравляло новое существование Чейна. Сапфира.

Иные, возможно, сочли бы ее привлекательной, желанной даже, правда на непритязательный вкус, но Чейн ни при жизни, ни после смерти не встречал более отвратительного существа.

Сапфира вырядилась в атласное платье с головокружительно низким вырезом, ярко-розового, а верней сказать — ядовито-розового цвета. Русые завитые локоны тугими колбасками обрамляли ее круглое и частенько надутое лицо. Кожа у нее была бледная и гладкая, и кроваво-красные, щедро намазанные помадой губы могли соперничать по яркости разве что с безвкусно огромными рубиновыми сережками, которые при каждом шаге покачивались в ее ушах. На одну такую сережку могла бы наесться досыта изрядных размеров деревня. Сколько бы ни тратил Торет на наряды и украшения своей подруги, она неизменно выглядела как дорогая, но вульгарная проститутка. Единственное, что ее красило, — большие ярко-синие глаза, из-за которых, собственно, Торет и назвал ее Сапфирой.

Одно то, что подобное создание было вправе прозываться Дитя Ночи, могло бы довести Чейна до истерики, но вдобавок к этому Торет, его худосочный «хозяин», взирал на эту девицу с таким восторгом и обожанием, точно она была королевой фей. От этих взглядов Чейна мутило, и он невольно вспоминал, как в дни его детства кухарка в летнюю жару подала на стол несвежего лосося. Маленького Чейна после этой трапезы тошнило три дня непрерывно.

— Великолепно? — повторил он вслух, тщательно изгоняя из своего голоса саркастические нотки. — О Сапфира, неужели ты сегодня выучила новое слово?

Торет и Сапфира дружно опешили, а затем синеглазая красотка отвернулась от Чейна, старательно делая вид, что ничего не расслышала. Чейн прекрасно знал, что его «сотоварищам» порой трудно отличить изысканную вежливость от обыкновенной издевки.

— Да нет, какие там покупки, — кокетливо улыбнулась Сапфира Торету, склонив завитую головку к плечу и фамильярно водя пальцем по вырезу его туники. — У портнихи я была. Шарлотта нынче получила роскошный горчичный шелк, ну я и решила заказать новое платье. Фасон она, конечно, предложила тот еще — полная скукотища, но у меня, хвала богам, хороший вкус, так что все-все переделала.