Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — грандпринц

Двери распахнулись, словно в них ударил падающий с горы валун, ворвался Бобик, в коридоре мелькнуло виноватое лицо Зигфрида: створкой тяжелой двери могло так шарахнуть, что мозги вылетят.

Аскланделла застыла, Бобик взглянул на нее мрачно, покрутился между нами и бухнулся на ковер, с наслаждением вытянув лапы.

— Обчистил кухню, — определил я. — Теперь будет дрыхнуть весь день. Аскланделла, это я скрытный? Да у меня душа нараспашку, сердце на рукаве!

Она наклонилась, почесала Бобика за ухом, он довольно хрюкнул и вытянул шею, предлагая поскрести еще и загривок.

— У вас это показное, — определила она. — Нет-нет, это не мои слова. Так говорят. Вы не простодушный и верный Бобик.

— Это где говорят? — спросил я с подозрением. — У вас в заокеанской… тьфу, загорной империи?

— У нас в империи, — согласилась она. — Но если думаете, что только там, вы наивны…

— Еще как, — подтвердил я. — Все еще доверяю этому порождению крокодилов. Ну что ж, пусть собирают.

Она чуть прищурила глаза.

— Думаете, не насобирают?

— Если и насобирают, — ответил я, — то глазам своим не поверят. Как и ушам.

Она сказала с расстановкой:

— Значит, я не ошиблась, и ваша тайна… просто… просто…

— Неподъемная? — подсказал я.

— Да, — согласилась она. — Очень. И невероятная.

— Пусть так и думают, — сказал я. — Пусть вокруг меня будет ореол загадочности. Так я и сам поверю, что я не самый обычный серенький человек с простейшими интересами и запросами, а нечто заслуживающее уважения… или хотя бы внимания.

Она покачала головой, а я, выказывая внимание, взял из ее руки фужер, тот сразу растворился в воздухе, и дал вместо него другой, с длинной ножкой.

Аскланделла с интересом смотрела, как он наполняется странным вином золотистого цвета, где со дна отрываются блестящие, как живое серебро, пузырьки и вереницами устремляются к поверхности.

— Так… кто же… вы, — произнесла она задумчиво, — сэр Ричард? И почему только вы владеете этой странной магией?

Я поинтересовался:

— Полагаете, вот возьму и скажу?

— Нет, — ответила она, — вот так прямо нет, конечно, не скажете…

— И непрямо тоже, — заверил я. — Принцесса, я не встречал более совершенной женщины, чем вы, честно. Но такое совершенство вгоняет меня в оторопь. Мне бы что-нибудь попроще, а совершенство я предпочитаю в математике… ну, это такое, что совсем не такое, что понятно женщине. И к вам у меня такое же отношение, как к той же высшей математике, которую уважаю и чту, но… что еще?

— Я знаю, — произнесла она ровным голосом, — что такое математика. И, думаю, смогу с вами потягаться в ее знании. Хотите?

Я усмехнулся.

— Проиграете, принцесса.

— Боитесь?

— Как хотите, — ответил я. — Каковы условия пари?

— Выиграю я, — произнесла она хрустальным голосом, — вы рассказываете все о себе без утайки. Проиграю, чего явно не случится, раскрываю все тайны я.

— Идет, — сказал я.

— Даете слово?

— Даю, — сказал я. — Слово чести.

Она высокомерно усмехнулась.

— Приступим. Первый вопрос, знакомы вы с… умножением?

— В двадцати вариантах, — ответил я. — Умножение капитала, скорости, в экселе, на ноль, десятичных и простых дробей, корней, мнимых чисел… Вам какое?

Она поморщилась.

— Сколько непонятных слов, чтобы спрятать свое незнание… Просто умножьте, скажем, семьдесят пять на сто восемьдесят!

Я пожал плечами.

— Да ради бога!

Я быстро умножил в столбик для наглядности, она с непониманием смотрела на странную цифру.

— Что… что?

— Результат, — ответил я, — а вы что имели в виду?.. Ах да, простите, как-то не подумал. Как все дикари, вы все еще умножаете с помощью римских букв?..

Она ответила настороженно:

— Разумеется. А вы знаете иной путь?

— Все ленивые люди, — объяснил я, — предпочитают дороги покороче и полегче. Вот смотрите…

Я объяснял, абсолютно не надеясь, что поймет хоть что-то, однако она ухватила не просто быстро, а настораживающе быстро, хотя я чувствовал, что арабские цифры видит впервые.

Еще с полчаса проверяла новый метод, складывая, отнимая и умножая с помощью арабских цифр, затем проделывала то же самое с римскими, к моему изумлению ни разу не ошиблась, наконец отодвинулась от стола и сказала с неохотой:

— Проиграла. А что вы говорили насчет умножения дробей, корней…

— Не берите в голову, — посоветовал я. — Это сложновато даже для меня… временами, а вы слишком красивая. Итак, я готов выслушивать ваши тайны.

Она слегка сдвинула брови.

— Если я расскажу какие-то банальности, вы все равно не сможете обвинить меня, что я что-то укрываю. Как вы сами сказали, красивая женщина не может быть умной.

Бобик всхрапнул, попытался перевернуться на другой бок, но уперся передними лапами в роскошное платье Аскланделлы. Она взглянула с некоторым испугом, то ли за себя, то ли за платье, а он приоткрыл глаз и посмотрел на нее в великом недоумении: а ты здесь откуда?

Она почесала у него под нижней челюстью, похожей на нечто чудовищное, разве что у тираннозавров были такие, он довольно потянулся и снова заснул уже так, кверхулапо.

— Я не говорил, — возразил я, — что красивая женщина должна быть обязательно дурой, хотя, конечно, это приятно, когда сразу два достоинства в одном человеке. Просто это устоявшееся мнение, которое я с огромным удовольствием, как и все мужчины со здоровыми вкусами, разделяю. Но, как я осторожно полагаю, вы не станете скрывать нечто сенсационное?

— Полагаетесь, — спросила она с интересом, — на мою честность?

— Вы меня оскорбляете, — сказал я с достоинством. — Полагаю, что вы уже на законном основании, как проигравшая, похвастаетесь своей уникальностью.

Она взглянула настороженно.

— Вы… догадались?

— Еще бы, — ответил я, не моргнув и глазом. — Это же очевидно. Разумеется, для тех, кто понимает и бдит.

Она покачала головой.

— Не думаю, что здесь есть кто-то еще… из бдящих. И что вы поняли обо мне?

Я понимающе улыбнулся.

— Аскланделла… Кто проиграл спор: я или вы?

Она кивнула.

— Хорошо. Тем более что вы почти догадались. Хотя не так и не о том, но все же… Да, я и есть империя.

— Вот как, — произнес я, стараясь оставаться тем же благодушным и покровительственным и не выказывать, насколько это меня шарахнуло, даже селезенка как-то болезненно сжалась, а может, это и не селезенка. — Что-то подобное я и подозревал, хотя и не знал, как это оформить в слова… Значит, империя?