Ольга Громыко - Год Крысы. Путница.

— И что, любой может сюда влезть и рассказать сказку? — поразилась Рыска.

— Сказку, историю, поэму, поучительную байку… да хоть свежую сплетню. Если какая-нибудь мура окажется, слушатели его мусором закидают, если интересно — монет в шапку насыплют. Пошли назад к коровязи, там дружка твоего и подождем.

— Погоди, — остановилась девушка, — давай хоть немножко послушаем!

Нынешний сказитель выглядел благообразно и располагающе: невысокий, в возрасте, но крепенький, хорошо одетый, с набегающей со лба лысиной и узкой, но не редкой, а просто подбритой с боков бородой. Мягкий голос ручьем журчал над толпой, заставляя ее то слаженно охать, то смеяться. Рассказ шел к концу, и уловить его суть Рыска не успела: вокруг захлопали, засвистели, зазвенела медь по доскам, и сказитель, откланявшись, величественно спустился с помоста. Несколько человек бросились ему наперерез, просительно взмахивая веревочками, чтобы завязал по узелку на память. Мальчишка-ученик остался подбирать монеты, торопливо сгребая их в кучу, пока уличные сорванцы не похватали те, что с краев.

— Кто это? — шепотом спросила Рыска у ближайшей женщины.

— Знаменитый странствующий мудрец Невралий, — благоговейно ответила та. — Он знает одиннадцать языков, владеет шестью видами оружия и пешком обошел восемь стран! Книги с его творениями хранятся в доме у каждого богача, и любой менестрель почитает за честь сложить песню на его стихи!

— Ой! — восхитилась девушка, глядя на сказителя совсем иным, почти влюбленным взглядом. Надо же, какой великий человек! Не каждому выпадает честь его хотя бы увидеть, а тут — послушать! — Альк, у тебя веревочки нет?

— Попроси, чтоб на косе завязал, — буркнул саврянин, на которого слова горожанки почему-то произвели обратное впечатление, глаза презрительно сощурились мудрецу в спину. — И год не расчесывайся.

— Злой ты, — обиделась девушка. — Завидуешь, наверное.

— Я? Ему?! — неподдельно возмутился Альк. — Чему тут завидовать-то — бороде козлиной?

— Уму!

— Борода и то завиднее.

Впрочем, сказитель так и так скрылся в толпе, догонять поздно. Сменять его на помосте никто не спешил, хотя веселая компания парней пыталась выпихнуть туда самого говорливого, но для похабных частушек тот выпил слишком мало, а для приличных — слишком много.

А на Рыску внезапно накатила тоска по хутору — особенно по длинным зимним вечерам, когда батраки и служанки собирались на кухне вокруг стоящей на полу плошки с жиром и поочередно рассказывали байки. Отблески пламени превращали лица в загадочные красно-черные маски, а за спинами шевелились тени, подслушивая и так мастерски воплощая сказочных чудищ, что боязно было обернуться. Однажды кот уронил прислоненный к печи ухват, так даже Цыка заорал от страха: Рыска как раз про медведя-оборотня рассказывала.

— На, подержи! — Девушка сунула Альку кулек с недоеденными орехами, ухватилась за край помоста и легко на него вспрыгнула. Чья-то сильная нахальная рука успела пихнуть ее под зад, больше помешав, чем подсадив. Рыска поспешно выпрямилась и развернулась, но кто это был, так и не поняла.

На новую сказительницу тут же уставились сотни глаз — одни с интересом, другие недоверчиво. Некоторые, особенно мужчины, разочарованно разворачивались и отходили, даже не дождавшись начала: ну что эта девчушка-простушка им рассказать может? Бабские истории только бабам и интересны, про любовь там или злую свекруху…

Смотрел и Альк, метко кидая в рот орехи из ее кулька. «Пока я тут стоять буду, все сожрет!» — мелькнуло в голове у Рыски, но тут же напрочь вылетело. Парни, которых она опередила, громко перебрасывались шуточками, от которых начинали хихикать и окружающие. Девушки-ровесницы глядели ободряюще, шикая на дружков. Что же им рассказать-то? Рыска торопливо перебрала в памяти свои лучшие байки. Страшные и печальные, пожалуй, не стоит — не то у людей настроение. Надо что-нибудь веселенькое и всем — а не только хуторянам — понятное…

Тут Рыска заметила девочку лет семи, прижавшуюся к самому помосту и росточком едва ли с него. Бедно, но чистенько одетая, гладко причесанная, а на конопатой, обращенной к сказительнице мордашке такое восхищение, что грех обмануть ожидания.

— В одной… — Рыска сразу поняла, что говорить надо намного громче, почти кричать. — В одной маленькой веске жила-была девочка, круглая сирота…

Толпа притихла, как дикий зверь, завороженный человеческим голосом. Можно было уже не так рвать глотку, изобразить и хрипатое лесное чудище, и визгливую бабу…

Первой шутке сдержанно улыбнулись, вторая заслужила несколько смешков, а потом словно снежный ком с горки сорвался. Чем охотнее отзывались на байку люди, тем искусней становилась рассказчица. Обилие народа уже не смущало — напротив, наполняло вдохновением, как птичьи крылья ветром. Рыска больше не стояла столбом: махала воображаемым мечом, скакала по помосту за корову, «чаровала» скрюченными пальцами за злого колдуна и за него же падала на колени, моля добру девицу не убивать его, почти совсем раскаявшегося…

Тем временем великий мудрец — видать, привлеченный громовым хохотом — вернулся и встал у помоста, внимательно слушая. Вокруг него тут же образовался почтительный кружок.

— …и вернулась она домой с победой. — Девушка закончила и выпрямилась, переводя дыхание и убирая с мокрого лба выбившиеся из косы и налипшие прядки.

Восторженный рев толпы стал Рыске лучшей — но не единственной наградой. Не успели отзвучать хлопки, крики и свисты, как по помосту застучали монетки. Одна подлетела к самым ногам сказительницы, и девушка, нагнувшись, подобрала ее и сжала в кулаке. Вот оно счастье — получать деньги за то, что умеешь и любишь больше всего!

Кто-то швырнул и тухлое яйцо, расквасившееся о доски и запачкавшее несколько монет, но это почти не омрачило Рыскиного торжества. Жар, невесть когда присоединившийся к зрителям, расторопно стянул шапку и начал собирать в нее выручку. Даже из яичной лужи не побрезговал вытащить.

— Еще, еще! — одобрительно орали вокруг. — Что там дальше с девкой было-то? А корова так и ускакала?

Воодушевленная Рыска не прочь была продолжить, но тут на помост степенно, по ступенькам, поднялся мудрец Невралий. Зорко осмотрелся, гася шум, как ворвань волны, и мягко, по-отечески обратился к благоговейно уставившейся на него девушке:

— Очень, очень похвально, милая. Язык у тебя хорошо подвешен, да и история забавная, необычная. У тебя определенно есть дар сказительницы, и немалый…

Рыска зарделась, чувствуя себя так, будто сама Хольга спустилась с небес, дабы похвалить ее за праведную жизнь.