Драконьи булочки (СИ) - Лариса Петровичева
После того, как орки убрались с покупками, я призналась:
— Понятия не имела, что на пустошах чинят дороги. Особенно зимой.
— Вообще планируется нормально соединить пустоши с остальной частью королевства, — сообщил Алпин. — Чтобы не одним поездом добираться. Ходят слухи, что тут около Эшфорта нашли громадную жилу фейского волоса, будут развивать добычу. Народ понаедет.
Я задумчиво посмотрела на опустевшие подносы. Орки смели все мясняшки до последнего.
— А что, если нам и правда расширяться? — спросила я. — Не только хлеб и выпечка, но и еще горячее?
В пекарню вошла вдова Тимоти — модное пальто из дорогой темной шерсти туго обтягивало ее впечатляющую фигуру, в глазах искрилось злое любопытство. Увидев меня, она тотчас же сладко улыбнулась и спросила:
— Джина! Дорогая, неужели это правда и ты вернулась?
Я улыбнулась в ответ той столичной улыбкой, которая советует держаться подальше и не задавать лишних вопросов, но вдову этим было не пронять.
— Я вернулась, госпожа Тимоти. Вам булочки или ржаной хлеб с чесноком?
— Булочки, вон те, подрумяненные, — указала вдова. — А твой муж, Джина? Почтмейстер Спелл сказал госпоже Шульц, а она сказала Ирвингам, а они сообщили тетушке Кейл, а она сказала мне, что ты в разводе! Это правда?
— С вас пять крон, госпожа Тимоти, — ответила я. — Да, это правда, я в разводе.
Вдова приложила руку к высокой груди и с нескрываемой скорбью произнесла:
— Горе нам! К нам приехала распутница!
* * *
Началось. Вдова Тимоти это первый звоночек, а скоро начнется набат.
Поселковые кумушки начнут чесать языки, обсуждая мой развод, и решат, разумеется, что в нем виновата только я. Раз я вернулась в родной поселок, то это потому, что муж меня выгнал из дому. А почему выгнал? А потому, что застал с мужчиной!
А как иначе-то? Что еще, кроме измены жены, может разрушить семью?
Я предчувствовала такой прием. Что ж — буду сражаться.
— Вы бы последили за языком, госпожа Тимоти, — холодно посоветовала я и напомнила: — С вас шесть крон.
Брови вдовы взлетели к завиткам прически.
— С чего это вдруг?! — возопила она так, что Оран выглянул из глубин пекарни. — Минуту назад было пять крон.
— Минуту назад вы не оскорбляли меня, — холодно ответила я. — Это компенсация. Чем больше грязных слов в мой адрес, тем выше цена.
Вдова сперва побагровела, как осенняя свекла. Потом побледнела — я даже испугалась, не хватил бы ее удар. В наших краях это смертельное дело. Стайка девиц, впорхнувшая в пекарню, замерла, испуганно глядя на нас.
— Да ты должна даром кормить народ! — заорала вдова. — Бесплатно! Мы, порядочные женщины, будем входить в твое гнездо порока и разврата! Мы нуждаемся в компенсации за такое осквернение нашей чести!
— Десять крон, — отрезала я и хлопнула ладонью по прилавку. — Или пеките хлеб сами. Или катайтесь за ним в Бри, но тогда он будет вам стоить намного больше десяти крон!
— Это и правда бесстыдство, — сбоку госпожа Тоуль нарисовалась так, что не сотрешь. Они с вдовой были давними заклятыми подружайками, постоянно скандалили и грызлись, но в случае чего сразу же выступали единым фронтом. — Джина, ты разведенная женщина, брошенная мужем из-за своих пороков! Как не стыдно тебе так говорить с порядочной дамой, с матерью семейства?
Девиц как веником смело. Кажется, о хороших доходах и постоянных покупателях можно забыть. Это в столице скандал привлекает и в итоге выливается в деньги — а на пустошах все иначе.
— Дамы, вам лучше выйти отсюда, — посоветовал Алпин. — Остынете, успокоитесь и вернетесь. Это приличное заведение, мы не потерпим скандалов.
Рты возмущенных дам округлились алым напомаженным О. Несколько мгновений они стояли молча, пытаясь совладать с волнением, а потом заговорили хором и мы узнали, что:
— Джина, ты всегда была дрянной девкой!
— Твои достойные родители умерли бы со стыда!
— Вспомнить хоть, как ты отказала Питеру Пайну! Обвинила его в алкоголизме!
— А мальчик всего-то выпивал три пинты пива по вечерам!
— Дамы, дамы! — Алпин попытался было призвать скандалисток к спокойствию, но куда там! Их было не остановить.
— А твое поведение на выпускном экзамене! — голосила вдова, потрясая указательным пальцем. — Ты осмелилась засунуть шпаргалки под чулок! И подняла юбку, чтобы их достать!
— Ты всегда, всегда вызывала стыд у приличных жителей Шина! — поддерживала ее госпожа Тоуль.
— И сейчас ты вернулась с позором, пороком и скандалом!
— Если ты хоть как-то хочешь искупить свою вину, то просто обязана продавать хлеб даром!
Тут они прикрыли рты, чтобы отдышаться, и в возникшей паузе я отчеканила:
— Вон отсюда обе! Пекарня для вас закрыта навсегда!
Госпожа Тоуль и вдова Тимоти изумленно переглянулись. Видно, они ожидали, что я так потрясена, так сокрушаюсь, в такой стыд впадаю от своих грехов и пороков, что обязательно буду давать им что-то бесплатно, чтобы искупить вину перед обществом. А когда у дам в голове всплывало волшебное слово “бесплатно”, то их было не удержать.
“Совсем потерянные”, — устало подумала я. Нет, я, конечно, понимала, что без скандалов и склок не обойдется, была готова к ним, но все равно это оказалось страшно неприятно.
Я была верна своему мужу. Любила его. Это он проехался по нашей семейной жизни в грязных башмаках, а не я.
Но кому это докажешь? Люди всегда слушают тех, кто громче кричит, а не кто прав.
— И это касается всех, — продолжала я ледяным светским тоном. — Если кто-то думает, что сможет поливать меня грязью, а потом придет в пекарню и решит что-то требовать, то у него ничего не выйдет. Я лучше вообще закрою пекарню и сровняю ее с землей, чем продам хоть крошку хлеба тем, кто мне хамит.
Тройняшек Бримби, которые вошли в пекарню, как ветром сдуло — подхватили юбки и помчались рассказывать маменькам и папенькам о том, что Джина Сорель выставила ультиматум всему поселку.
— Ах ты дрянь! — выплюнула вдова Тимоти. — Мелкая! Гнилая! Дрянь!
И она ударила сумочкой по витрине с выпечкой так, что стекло разбилось и с печальным звоном осыпалось на бублики и круассаны.
В ту же минуту пекарню накрыло бурей — я не знаю, как еще это можно назвать. Все другие слова кажутся бледными.
Оран вылетел в торговый зал обезумевшей белой тенью. В несколько движений он скрутил вдову Тимоти, заломив руки ей за спину, и вытолкнул ее из пекарни, придав скорости пинком. Вдова слетела со ступеней и приземлилась в объятия дядюшки Спелла, который от неожиданности разронял стопку газет,
