Фантазии (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич
Битва за Первую Зиму окончилась полным крахом Кукловода, растоптанной гордостью Адриана, тяжкими потерями Ориджинов — и триумфом Лабелинов, не потерявших ни одного солдата! Герцог оставил сыновей наводить порядок в Южном Пути, а сам вместе с Магдой поехал осваивать столицу. Теперь он души не чаял в дочке. Он говорил:
— Помнишь сказку о золотой кошке, которая исполняла желания? У меня тоже есть такая!
— Мур-мау, — отвечала Магда.
Нежданная Владычица — так прозвали Магду столичники — управляла бюджетом Земель Короны. Половину налоговых сборов она пересылала «наверх» — Минерве в Первую Зиму. Вторую половину использовала на свое усмотрение для финансирования дворцов, Адмиралтейства, искровых полков, протекции и трех оставшихся в Фаунтерре министерств — Науки, Земель и Искусств. «Свое усмотрение» Магды согласовывалось с папенькой. Герцог очень любил дочь, но больше не желал получать сюрпризов, вроде ее проделок в Шиммери. Он связал ее финансовым поводком — самым прочным из возможных.
Отец и дочь проживали теперь в Престольной Цитадели, наполнив верхние этажи роскошью, а нижние — рыцарями барона Хьюго. Во дворец Пера и Меча Магда наведывалась изредка, для исполнения супружеского долга, а на ночь возвращалась в Цитадель. Так велел папенька, да Магда и сама предпочитала быть подальше от мужа. Она не предполагала за Адрианом способности забыть унижение. Правда, Адриан вел себя корректно, исполнял обязанности бургомистра и мужа, добросовестно играл по чужим правилам. Но это еще больше настораживало. Вежливость Адриана намекала на тайную игру, исход которой может быть страшен. И герцог Морис, и его дочь создали сети шпионов, следящие за ратушей и дворцом. Каждый день за обедом они обменивались полученными сведениями.
Одним весенним вечером герцог показал дочке «Вестник науки»:
— Изобрели какую-то штукенцию. Якобы, записывает речь.
Магда прочла статью.
— Звучит забавно.
— Твой сильно заинтересовался этим. Но я не знаю, почему.
— А я догадываюсь, — сказала Магда.
И изложила то, как поняла план Адриана со слов шпионов. Герцог ощутил сильную тревогу.
— Доча, он очумел, или как?
— Папенька, прости, я не лажу к нему в голову. Меня пугает то, что я там нахожу.
— Нельзя допустить эту затею.
— Прикажешь остановить финансирование университета?
— Зачем же? Остальной университет ни в чем не виноват… Пригласи лучше к нам этого профессора, пусть покажет свое устройство. Я очень надеюсь, что оно не работает.
Читатель должен понимать: это была чистая фигура речи. Герцог Лабелин никогда не пускал надежды на самотек. Если бы устройство работало, он был готов исправить положение.
Через день пара изобретателей предстала перед герцогом и его дочкой. Профессор в нелепом сюртуке имел подавленный вид. Нетрудно понять причину: его привели в самую мрачную крепость столицы, сквозь три кордона стражи, вооруженной до зубов. Впрочем, герцог знал, что шансы ученого на спасение довольно высоки: достаточно будет, чтобы устройство не включилось.
— Профессор Николас Олли, — представился ученый.
— Рода Софьи, — добавил герцог, пожав руку профессора. — Я горжусь тем, что гений науки принадлежит к моему роду. Величавая Праматерь снова утерла нос Агате.
— Ваша радость преждевременна, милорд, — сказал ученый. — Сразу скажу: прибор работает очень скверно.
То бишь, именно так, как мне нужно, — подумал герцог и собственной рукою налил вина профессору и студентке.
Далее состоялась сцена, подобная той, которую читатель уже наблюдал в столичной ратуше. Профессор Олли точно так же стыдился, а смышленая Элис столь же умело провела демонстрацию прибора. Отличалась лишь реакция зрителей. Если Адриан игнорировал недочеты, то Лабелины, напротив, сразу заговорили о них.
— Омерзительный визг! Чуть уши не отсохли!
— Я согласен, милорд, — кивнул профессор.
— А когда громко, то хрипит, как подыхающий пес.
— Справедливая оценка.
— И сборка устройства слишком сложна. Тут прикрутить, там соединить, еще проверить провода… Неученый человек убьется током, если попытается включить.
— Ваша правда, милорд, устройство очень сырое.
Герцог улыбнулся:
— Но не печальтесь, профессор. Проделана огромная работа, я это ценю.
— И потеряна, — ответил ученый. — Вчера чертежи украли из моей лаборатории.
— Как — украли?
— В самом прямом смысле этого слова. Взломали дверь и забрали чертежи.
Герцог с большим трудом скрыл довольную мину.
— Какая жалость! Сочувствую вам! Полагаете, вор сможет разобраться в чертежах и воссоздать устройство?
— Очень маловероятно.
— А вы сумеете восстановить чертежи?
— Конечно, это же мое изобретение. Но уйдет много времени…
Лабелин просиял:
— Не торопитесь, любезный! Наука не терпит спешки. Спокойно восстановите чертежи, затем исправьте недочеты. А когда доведете до ума, я охотно куплю изобретение.
— В нем большой потенциал, — сказала Магда. — Например, можно устраивать невиданные развлечения в салонах.
— Отправлять голосовые письма, которые нельзя подделать, — продолжил герцог.
— Любовные послания с ахами и вздохами, — добавила дочь.
— Заверять договоры и свидетельские показания.
— Мы сможем производить и продавать дюжину в месяц.
— Две дюжины, — поправил герцог. — Словом, профессор, мы обещаем купить изобретение, когда оно будет готово, пускай даже через год. Десяти тысяч эфесов достаточно?
— Д-д-да, милорд, — ляпнула Элис Кавендиш с нехарактерным для нее заиканием.
Тут следует отметить, что последнюю свою агатку Элис истратила позавчера. Вчера она поужинала куском сыра, похищенным у соседки по кампусу, а нынче после утренней лекции постыдно взяла пирожок из рук студента, безответно влюбленного в нее.
— Д-да, милорд, десять тысяч — прекрасная сумма. П-правда, двенадцать — более счастливое число, да и мы бы работали быстрее…
— Элис, прошу! — осадил ее профессор. — Милорд, вы очень щедры, но я обязан уведомить: вчера бургомистр Адриан уже дал нам заказ. Он рассчитывает получить устройство в свои руки, и как можно скорее.
Оба Лабелина, конечно, были в курсе дела, но не собирались высвечивать источники информации. Изобразив удивление, они расспросили ученого. Узнав обо всем как бы впервые, Магда сказала:
— Мой любимый муж немного преувеличил свои возможности. Видите ли, профессор, я, как наместница императрицы, управляю финансами всех Земель Короны. А муж располагает лишь незначительными сборами с цехов и гильдий Фаунтерры. Говоря проще: он не даст вам денег, если я не дам ему.
Профессор потемнел лицом.
— Миледи, я же не смогу ответить ему подобным образом. Указание на бедность и незначительность оскорбит его.
— Но это факт, профессор. Бюджет министерства науки, а значит, и вашего университета контролирую я.
— Миледи, вы требуете от меня нанести обиду либо вам, либо Адриану. Прошу, увольте от такого выбора.
Герцог Морис выступил миротворцем. С высоты своего положения он мог позволить себе доброту:
— Профессор, вы неправильно поняли мою дочь. Она не давит на вас, просто уведомляет о положении дел. Для серийного производства прибора нужны деньги, коих у Адриана нет. Зато они есть у меня. Вот, возьмите для начала — без никаких обязательств, просто как знак моего расположения.
Он протянул профессору пачку банкнот — примерно на полтысячи эфесов. Ученый не прикоснулся к ним, но студентка взяла и присела в реверансе:
— Благодарю за щедрое пожертвование!
— Именно так, милое дитя, это пожертвование. Я ничего не требую взамен, кроме одного: не торопитесь. Не позорьте себя и факультет, доведите прибор до совершенства, а уж затем передайте кому захотите. Мне или Магде, или Адриану — за вами полная свобода. Но ни в коем случае не раньше октября. Иначе, боюсь, мы с дочкой будем расстроены.
