Железная лея. Дорога в Кирт - Елизавета Мордовина
Вскоре молодые люди подошли к конюшне, и капитану Гонцов в голову внезапно пришёл достаточно дерзкий план.
— Да пребудет с Вами Свет Диру, Верховная.
— Да осветит Она ваш путь, гонец Элин.
— Я рад, что Вы сочли возможным прийти ко мне на занятия. Это большая честь для меня, — закончил он официальную часть, — но я удивлён, что Вы пришли на занятия не одни.
— Маркиз Ангерран любезно согласился проводить меня до конюшни.
Слова принцессы ничуть не уменьшили удивление капитана.
— Может быть, тогда он сочтёт возможным помочь Вам в занятиях, принцесса? Конечно, если Вы не возражаете, — сказал Элин, поставив Иону в сложную ситуацию: с одной стороны, ей очень хотелось продолжить их с маркизом общение, а с другой, показаться неспособной человеку, которому она симпатизировала, она категорически не желала. Но отказаться — значит поставить под удар хорошие отношения с Элином, которым она с детства восхищалась.
— Я с радостью приму помощь маркиза, рион Элин, если он согласится на подобное предложение, — произнесла будущая мать наследника и посмотрела на Мириана. — Вы согласитесь, маркиз?
— С удовольствием, принцесса Иона. Это честь для меня.
Сегодняшнее занятие верховой ездой обещало быть весёлым для учителя и мучительным для ученицы.
Внезапно со стороны конюшни раздалось беспокойное ржание, и Элин тут же устремился туда, но Ворон опередил его. Это был один из самых красивых коней в императорской конюшне, и самый своенравный. Можно сказать, что его держали исключительно за красоту — ещё ни один человек не смог усмирить его. Нрав у него был абсолютно дикий, и если ему не нравился наездник, то он всячески старался сбросить его или покалечить. Не очень сильно, но достаточно для того, чтобы больше никто не смел подходить к нему.
Когда Элин увидел, что Ворон вырвался из конюшни, то его охватил ужас, какого он ещё не испытывал за всю свою долгую жизнь, ведь на плацу стояла принцесса, а капитан отбежал уже слишком далеко, чтобы защитить её. Мириан был ближе, а потому в нарушение всех правил и устоев схватил девушку и постарался увести её подальше, но Верховная вырвала свою руку из его тёплой ладони и, как зачарованная, отправилась к Ворону. Маркиз замер от неожиданности, во все глаза смотря на безумицу.
Сфокусировав свой взгляд на неожиданно близко подошедшей к нему женщине, конь встал на дыбы и поскакал прямо на неё. В глазах Ворона появились признаки бешенства. Увидев это, Мириан устремился наперерез, надеясь убрать принцессу с дороги коня, но явно не успевал, как и все, кто находился в тот момент на плацу.
Иона почему-то не испытывала никакого страха. Внезапно она простёрла руки вперёд и тихо произнесла: «Иди ко мне!» Ворон услышал её и по непонятной для него самого причине сменил галоп на лёгкую рысь, а потом перешёл на шаг, осторожно приближаясь к ней. Подойдя к принцессе, он тихонько уткнулся ей в плечо, и его горячее дыхание пощекотало её щёку.
Все, кто был на плацу, замерли от удивления.
Не удивились только мар принцессы, которые не предприняли даже малейшей попытки броситься наперерез жеребцу.
Первым очнулся Мириан. Он тихо подошёл к Ворону и принцессе и спросил всё ли в порядке. Иона подняла на него ничего непонимающий взгляд, но он вскоре сменился искренней радостью, которая поразила холодного маркиза до глубины души. Следом за молодым человеком пришёл в себя Элин. Он подошёл к девушке и напомнил, что занятие нужно начинать как можно скорее, иначе они не успеют закончить его до ужина, а ему не хочется вызвать неудовольствие императора. О самом происшествии все присутствующие решили не говорить, слишком всё было похоже на какую-то необъяснимую магию. Ведь никто и никогда ничего не слышал о том, обладает ли принцесса какой-нибудь силой. Конечно, звание Верховной являлось не обязательным для матери наследного принца, но никто доподлинно не знал, как определялось, будет ли принцесса Верховной или нет. А о делах Верховной, связанных с Диру не говорили, о них даже не докладывали императору.
Когда началось занятие, Иона пребывала в каком-то другом мире и потому слушала указания наставника крайне невнимательно, из-за чего допускала множество ошибок, которые ей помогал исправить Мириан. Но вскоре она пришла в себя и стала заниматься в полную силу. Казалось, что Ворон старается помочь своей новой хозяйке освоиться с новым для неё делом. Потому было похоже, что не она подстраивается под его шаг, а он пытается приноровиться к её манере сидеть в седле.
Занятие подходило к концу, девушка взмокла, а её коса сильно растрепалась, на щеках появился румянец, а в глазах загорелся весёлый огонёк. В свете солнечных лучей её волосы отливали золотом, а кожа казалась почти прозрачной. Люди, находившиеся на поле, любовались ею, на некоторое время они, казалось, перестали замечать её болезненность, полноту, статус — сейчас она была просто девушкой, которая занималась тем, что ей нравилось. Почти детская радость на её лице очаровывала. Она действительно была похожа на Диру, как её представляли себе обычные люди — прекрасная и сияющая дева, одаряющая каждого своей теплотой. Вполне возможно, что это просто была игра света, но всем, кто стоял в то время на манеже, показалось, что от неё исходит свечение.
Но это видение длилось недолго — незаметно для большинства людей на плацу Марта подала сигнал своей хозяйке, и свечение вмиг погасло. Девушка поклонилась наставнику и медленно пошла к конюшне, и никто, кроме Ворона, не посмел следовать за ней. Там её уже ожидали младшие жрицы со сменой одежды. Как только её переодели, принцесса переплела косу и уложила в вечернюю причёску перед тем, как выйти.
Перед подданными снова была будущая мать наследного принца Империи Нандиру.
Мириан предложил проводить принцессу до её комнат, и это предложение было принято.
— Вы замечательный наездник, Ваше Высочество.
— Вы льстите мне, маркиз. Мне, безусловно, приятны ваши слова, но я прекрасно понимаю, что мне ещё очень долго учиться этому искусству.
— Но у вас прекрасные задатки, принцесса. Мало кто из сегодняшних наездников обладает такими способностями, тем более среди женщин.
— Маркиз, я осознаю, что вы хотите сделать мне приятное, но воистину, я не думаю, что это правильно — делать вывод на основании одного занятия.
— Вы, конечно, правы, Ваше Высочество,
