Саги огненных птиц - Анна Ёрм
Ольгир жадно и требовательно впился в её губы. Ладони его сновали по телу Ингрид, и от каждого прикосновения в крови загорались искры. Голова опустела, мысли покинули её, и всё, что осталось, – это сбивчивое из-за поцелуев дыхание да обезумевшее сердце. Весь мир куда-то унёсся, не оставив времени на размышления.
Ольгир нетерпеливо приподнял подол её платья, и мозолистые пальцы его коснулись нежной кожи бёдер. Ингрид как иголками пронзило. Она отшатнулась от Ольгира, вжалась в лодку и бросила на него яростный взгляд. Пугающее ощущение реальности нехотя возвращалось к ней. Всё тело её затрясло как в лихорадке.
– Не трогай меня, – непослушными, дрожащими губами произнесла она.
Ольгир склонил голову, вновь ухмыльнувшись.
– Клянусь, я убью тебя, если ты ещё раз тронешь меня. – Голос её обрёл силу. – Проклятием стану!
Снова та же полуулыбка. Ольгир, не обращая внимания на её слова, вновь приник к её телу. Он несильно прикусил её за шею и потянулся своими устами к её лицу. Ингрид запрокинула голову и закричала, что было духу. Крик её быстро сорвался. Он снова запустил руки под платье, и Ингрид тонко всхлипнула от страха – такой беспомощной она себя ещё никогда не чувствовала.
– Убери руки! Убери!
Но Ольгир не слышал её. Она снова закричала, и Ольгир зажал ей рот ладонью.
– Не кричи, – прошептал он.
Ингрид рванулась, пытаясь высвободиться, но Ольгир оказался гораздо сильнее её. Она брыкалась, лягалась, но всё было без толку. Её отчаянное сопротивление, казалось, лишь веселило и дразнило Ольгира.
– Тш-ш-ш, – шикнул он. – Тише ты, тише. А не то потопишь нас.
В тот же миг их слуха достигло конское ржание. Ольгир замер. Он поднял голову, бросив быстрый взгляд на противоположный от переправы берег. Там, куда медленно их несло течение, стоял тот самый сохатый конь и яростно бил копытом. Белая Грива. Брови Ольгира удивлённо поползли вверх – так близко и ясно Белую Гриву ему ещё не доводилось видеть. В тени леса он казался выше лося и сильнее медведя, а растрёпанная грива его почти доставала до воды.
Ингрид, воспользовавшись заминкой, вырвалась из ослабшей хватки Ольгира, ударила его по шее коленом и рыбкой ринулась в воду. Ольгир охнул, падая на днище лодки. Он попытался схватить Ингрид за волосы иль платье, но лишь горстью хватанул воздуху. Лодка же черпанула изрядно воды, чуть не потопив Ольгира. Одно из вёсел медленно поплыло прочь, второе скользнуло в реку следом.
Ольгир откашлялся и закричал.
– Где ты, Ингрид? – рявкнул он, оглядываясь, но ни её, ни белого коня нигде больше не было. Точно пригрезились они ему.
Гладь воды не выдавала своей хозяйки – ни одного всплеска не услышал Ольгир.
– Троллье ты отродье! Куда подевалась?! Вернись сейчас же!
Не показываясь на поверхности, Ингрид отплыла в сторону. Воздуха в груди не хватало – страх сжимал лёгкие, но она боялась вынырнуть. Тень лодки, увлекаемой быстрым течением, проплыла над её головой. Ингрид пристала к берегу и, зацепившись за корни, уходящие глубоко в воду, наконец вынырнула. Река сберегла её, спрятав от злого взгляда в тени берега. Ингрид дрожала всем телом, но не от холода, а от страха. Грудь её распирало от бесслёзных рыданий. Лодку уносило прочь, и Ингрид, взывая к праотцам, взмолилась, чтобы этот незнакомец не нашёл её вновь.
Лодка плыла всё дальше и дальше, точно назло Ольгиру не натыкаясь на отмели. Приближаясь к берегу, лодка замирала, словно в раздумьях, а потом снова неспешно пускалась прочь, несколько кренясь. Частокол у переправы скрылся за холмом. Ольгир зарычал. Бросаться в воду не хотелось. Вода была ледяной, даром что реку обозвали Тёплой. Сумерки холодили эту прозрачную кровь земли, напитывали своей нетерпеливой темнотой и остывающим горем. Река мстила ему.
И всё эта дрянная Грива. Не поверил бы, коли своими глазами не увидел. Ольгир ещё раз бросил злобный взгляд на берег и скрипнул зубами, внутренне кипя от ярости. Так ненавидел он любые неудачи и в гневе своём был страшен, отдаваясь ему всецело.
Надо решать, как быть, и скорее действовать, пока не накатило угрюмое бессилие.
На берегу точно кто-то развёл огонь. Ольгир, заметив свет, окликнул людей, но ответа не было, а свет, усиливаясь и белея, подбирался всё ближе и ближе к воде, решительно расталкивая сумерки, что разбегались, путаясь в своих волосах и длиннополых платьях. Свет шумно фыркнул, и Ольгир, прежде сомневавшийся в том, чтобы нырнуть в воду, теперь же не раздумывая выпрыгнул из лодки, предварительно перекинув на берег лук и часть вещей.
Намокнув, одежда потянула вниз, к далёкому дну. Растерявшись, Ольгир запутался в отяжелевшей ткани – плавал он плохо. Наконец ноги его нащупали дно, оттолкнувшись, Ольгир устремился наверх и торопливо поплыл к берегу, вразнобой перебирая ногами и руками. Он вышел из реки, распрямился, раздражённо глянул на мокрую одежду, с которой текло ручьями. Холодная вода нисколько не усмирила его пыл, лишь раззадорила.
Он быстро переоделся во всё, что осталось сухим, попутно прислушиваясь к звукам леса. Белая Грива всё это время был где-то совсем близко. Ольгир бросил мокрую одежду на берегу, подпоясался ремнём с висящим на нём дорогим ножом, подобрал лук и заозирался по сторонам, прикидывая, куда следовать.
Ольгир снова оказался в непроглядном еловом лесу, и долгий день не мог изгнать всю тьму, что поселилась здесь однажды. Казалось, сюда не заглядывало солнце. Под каждым деревом мерещились дымные тёмные твари, похожие на сплетения резных узоров с храмовых стен. Они смотрели на незваного гостя с опаской, но и с любопытством, будто предвкушая, как будут водить его ложными тропами и истязать страхами.
Река, как черта, отделяла этот тёмный еловый лес от ясеневого, что остался за спиной. Ольгир всматривался в сумрак, заключённый в клетку из хвойных лап. Сумерки казались живыми, похожими на пыль и дым. Каждая злосчастная частица мрака, каждая чёрная тварь была сама по себе и служила лишь одному своему существу, боясь ещё объединяться под стягом ночи.
Услышав шум потревоженных вдалеке ветвей, Ольгир юркнул за широкое древо. Но шум был ложным – вскоре он продолжился криком сойки. Тогда Ольгир вышел из своего укрытия и обратил взор на землю,
