Изгой (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович

— Дадим ему всё, что он хочет, благо шлюха жива до сих пор, пусть и находится не совсем в кондиционном состоянии.

— Всё? — удивился старик.

— По моим сведениям он весьма скромный молодой человек: лаборатория, хороший механик, пара красивых служанок, постоянный приток материала — вот и всё, что ему нужно для жизни.

— Хм, я подумаю Пауль, — засомневался над своим решением старик, — если всё так, как ты говоришь, то я не против работать с ним. Повторюсь. В то, что он вдохнёт в нашу науку новую жизнь, я нисколько не сомневаюсь, дело только в контроле над монстром. Только я никак не пойму, чего вы с Жаклин так о нём печётесь? Личный интерес?

— Безусловно, — не стал скрывать от него собеседник, хоть и не говоря всей правды, — нам стало известно, что он может воздействовать на не извлекаемые души.

— Ты это серьёзно? — изумился Габриэль, — это ведь считается невозможным.

— Как ты сам только что правильно сказал, многое, что касается этого молодого человека казалось невозможным.

— У нас насколько я помню двадцать три процента населения с не извлекаемыми душами, — пожевал губы старик, — если нам, с его помощью, удастся заполучить к ним доступ, за такое Сенат ему жопу целовать будет, не говоря уже о лаборатории и прочем.

Он помолчал и затем протянул руку, которую быстро пожали.

— Если введёте меня с Жаклин в долю, я присоединюсь к вашей коалиции.

— Габриэль, вот наше предложение, — ему протянули запечатанный конверт, который он положил во внутренний карман, — мы не требуем немедленного ответа.

— Я посмотрю и дам ответ до конца недели.

— Большего и не прошу, — собеседник нажал кнопку, чтобы водитель вернулся в машину.

Глава 5

Пока меня везли по городу, через небольшое окошко с решётками мало что было видно, да и честно говоря не очень хотелось. Настроение было никаким, поскольку хотелось увидеть Анну, но мои вопросы на эту тему упирались в глухую стену молчания. Пришлось смириться и сильно не возникать, и так я раздумывал над тем, правильно ли я поступал, что вёл себя так вызывающе и нагло. Если в начале просто хотел проверить реакцию на границы своей свободы, то теперь пришло понимание, что чем более явно я показываю своё превосходство перед ремесленниками республики, тем больше шансов на то, что со мной будут разговаривать. Так что выбранная линия поведения оказалось неожиданно верной, и был большой шанс вскоре встретиться с Анной.

Спустя пару часов фургон остановился, но остался стоять ещё полчаса, пока дверь открылась и внутрь не заглянул майор Сорес.

— Прошу, — он показал рукой на выход, — я осмотрелся, не хоромы конечно, но вполне сносно для узника вашего статуса.

Я не стал опираться на предложенную руку и спустился сам, оглядевшись по сторонам. Высоченные кирпичные стены, прямоугольником окружавшие всё вокруг и восемь башен расположенных по периметру всей тюрьмы были видны из небольшого внутреннего дворика, где остановился фургон.

— Знакомьтесь Бастилия, это Жнец. Жнец — это Бастилия, — странно пошутил майор, и видя, что я не понял, махнул рукой, — хотели снести при революции, но оказалось слишком хорошее здание для содержания душеприказчиков, так что пришлось смириться и теперь это вотчина комиссии по правде.

— Что это за комиссия? Второй раз слышу о ней, — поинтересовался я.

— Думаю это несекрет, — сначала задумался он, затем ответил, — Сенат разделён на тринадцать комиссий, каждая из которых отвечает за свою область управления государством. Комиссия по правде отвечает за внутреннюю безопасность, жандармерию и как следует из названия, выяснения правды.

— Ясно, спасибо, — я чуть склонил голову, позволяя ему взять у меня саквояж.

— Покажу его вашим тюремщикам, что в нём нет ничего опасного и верну обратно, — заверил меня он.

— Не повредите прибор, за него всех, кто будет к этому причастен, оторвут голову.

— Не беспокойтесь, это я понял ещё прошлый раз.

Четыре тюремщика, души которых явно были не извлекаемыми, поскольку я попытался до них «дотронуться», без особой опаски повели меня внутрь. Сначала был тщательный, но аккуратный обыск, затем меня заставили раздеться и выдали серую робу. Коробку с камнем я им не отдал, просто усмехнулся, при попытке взять её у меня из рук.

Видимо какие-то инструкции у них всё же были, так что видя, что кроме этого я им не препятствую, тюремщики отступились. Закончив со всем, они опечатали мои вещи, положив их в железную коробку, закрыв её при мне на ключ с биркой на нём за номером сорок восемь, затем повели наверх, по каменным лестницам, оставив в угловой камере с двумя узкими окошками, находящимися выше моего роста.

Едва дверь за ними захлопнулась, я мог спокойно вздохнуть и осмотреться. Майор оказался прав, скромно, ничего лишнего, но тем не менее чисто и удобно. Кровать, закреплённая к полу с тонким матрацем и комплектом постельного белья на нём, а также совсем небольшая подушка, которая была столь тонкой и невесомой, что я мог удержать её на одном мизинце. Рядом с кроватью находился стол с выщербленной столешницей и одинокий расшатанный стул, задвинутый внутрь его. В углу камеры находился умывальник и закрытое ведро, с понятным назначением.

Положив коробку с камнем на стол, я заправил кровать и лёг, прикрыв глаза.

Утром меня разбудил осторожный стук в дверь. Вскинувшись, я испуганно посмотрел на стол, где вчера составил камень, но так и заснул, едва закрыл глаза. Протянув руку, я забрал коробку, прижав к себе, только после этого опустил ноги с кровати.

Внутрь зашла женщина лет сорока, с весьма выдающейся внешностью. Ухоженная, красивая, явно в дорогом платье. Она несла с собой поднос, на котором дымились две чашки чая и рядом с ними тарелка полная бутербродов с сыром и колбасой.

— Доброе утро Рэджинальд, — поздоровалась она заходя в камеру и принеся ко мне одурманивающе пахнувшую еду. Хлеб был таким свежим, что запах чувствовался на лету, пока она сервировала стол, усевшись на единственный свободный стул, а мне подвинула поднос с чашкой и двумя бутербродами.

— С твоего позволения я тоже поем, с утра пришлось рано вставать, маковой росинки не смогла перехватить, — с этими словами она впилась красивыми белыми зубками в свой кусочек хлеба. Мне пришлось последовать за ней, поскольку живот недовольным урчанием напомнил о себе и о том, что перекусить будет отличной идеей.

Так мы молча и завтракали, заинтересованно наблюдая друг за другом. Покончив со своим бутербродом, она аккуратно промокнула губы салфеткой.

— Давай познакомимся, меня зовут Жаклин де Брюи, я глава комиссии по труду.

— Рэджинальд ван Дир, — я, застигнутый врасплох с едой во рту, быстро пробубнил в ответ своё имя.

— Очень приятно наконец познакомиться с такой выдающейся личностью, — она аккуратно протянула мне руку, которую я пожал свободной рукой.

Она словно неверующе посмотрела на ладонь.

— Мой сын не поверит, — улыбнулась она, показав руку, — он твой фанат.

— Фанат врага, убивающих солдат республики? — удивился я.

— Это звучит невероятно Рэджинальд, но похоже мы переборщили с твоей демонизацией среди нашего народа, — она виновато пожала плечами, — теперь большая часть тебя боится до дрожи в коленках, другая, как мой сын, ищет любую информацию о твоих успехах.

— По моим тюремщикам не было видно, что они испуганы, — я качнул головой в сторону двери.

— Так это от того, что никто не знает, кого привезли в Бастилию, леттр де каше полезная вещь в определённых случаях. Годилась для короля, пригодилась и нам. Сейчас для всех, кроме избранных, ты просто VIP заключённый номер сорок восемь.

— И вы пришли рассказать о моей дальнейшей судьбе? — предположил я.

— Договориться, — твёрдо ответила она, мгновенно став серьёзной.

— Я слушаю.

— Ты не совсем понял, — она встала со стула и заходила по камере, — договориться со мной и той коалицией в Сенате, что я представляю.