Ущербная демоница (СИ) - "Z. Hiberna Sandra Z"
Додумать мысль ей не дала вдруг появившаяся в поле зрения рожа какого–то старика с седой всклокоченной бородой. Он что–то прокричал, обнажая странно здоровые для подобного возраста зубы и также стремительно исчез. С появлением старика на Лилию Львовну обрушились звуки шагов, шарканье и неразборчивая речь. От этого голова закружилась, мысли заполнили странные видения и образы: ухоженный сад и неведомые цветы на толстых стеблях и с большими красными лепестками; мужчины в старинных доспехах вышагивают по двору, выложенному большими булыжниками; к женщине в тёмно–синем платье склоняется кавалер с длинными белыми волосами… Лилия Львовна словно смотрела фильм, но не могла ни остановить его, ни вообще выключить. Она непроизвольно застонала, вновь уплывая в пучины сна.
* * *Целитель Воибор вернулся на свой пост у постели княжны сразу после ухода её матери и некроманта. Старец подтащил поближе к ложу одно из кресел. Оно было обито красным бархатом, мягким и удобным, но Воибор сидел, всем своим видом выражая настороженность. Он не спускал взгляда с лица Лилитты Фариус. Целитель был сторонником тактики выжидания, предпочитая наблюдать, как больной борется с недугом. И на всё воля Тёмной Хозяйки. Хотя он и приказал своему помощнику принести в комнату несколько лечебных настоек, но пускать их в ход не спешил, опасаясь ещё больше спутать магические потоки в теле Лилитты.
За окном начинало темнеть, знаменуя конец дня, а княжна всё никак в себя не приходила. Старые кости Воибора ныли на смену погоды, а потому он позволил себе потянуться, меняя позу и немного осмотреть комнату. Княжна росла здоровым ребёнком, а потому услуги целителя ей обычно не требовались, и старец не бывал в покоях Лилитты. И ему тут было неуютно: красный цвет властвовал повсюду, словно свежая кровь стекала по стенам и собиралась на полу. В углу сидела огромная собака. Она скалила свои зубы на Воибора, но цепь крепко держала псину. Целитель содрогнулся всем телом, живо представав, как тварь могла бы вцепиться в него. Пусть уж лучше она отведает костей этого некроманта! Лицо Воибора приняло недовольное выражение: княгиня Фариус приволокла этого трупоеда, чтобы тот осмотрел его, целителя, подопечную. Неужели госпожа так сомневается в его лекарских способностях? Сожри его тьма! Занятый этими мыслями, старец не заметил, как рука княжны шевельнулась, потянувшись к прикроватному столику. Но почувствовав какое–то шуршание на кровати, целитель быстро вынырнул из фантазий, где лилиттин волкодав разрывал некроманта на куски, и заметил, как девичьи веки дрогнули.
— Госпожа Лилитта, вы очнулись! — с этими словами он приблизил своё лицо к её, чтобы понять, не показалось ли ему. Но в глазах княжны лишь на мгновение мелькнуло сознание, а затем она снова закрыла глаза, а дыхание стало слабым и поверхностным.
Нужно было решить, докладывать ли о временном улучшении князю Дейросу или подождать? Виобор задумался, взвешивая все за и против. Использовав свой магический взор, он снова осмотрел Лилитту, отмечая, что телесной оболочке угрожает только обезвоживание и долгое пребывание в неподвижном состоянии, а вот с душой княжны творилось что–то непонятное. Её душа словно была разделена на две части. «Душа самой госпожи и её демона,» — подумал целитель. Это была хорошая новость. Но плохо было то, что души не слились, как обычно бывает, а словно сцепились, перемешались, образуя некое лоскутное одеяло. Это могло сильно помешать Лилитте пользоваться силами демона, ослабить и подточить её душу. Затем Воибор перешёл к осмотру разума: в голове княжны творилась неразбериха, конфигурации были перепутаны, сплетены в неопрятный клубок, и казалось, что в этом клубке линии силы принадлежали двум разным разумам. «Демон пробрался и в голову княжны?» — целитель нахмурился. «Это означает, что теперь эта потусторонняя тварь сможет легко контролировать госпожу Лилитту, а значит, никто не будет знать, что ожидать от одержимой. Если воля человека окажется слабее воли демона, то может произойти всякое. Нужно предостеречь князя, чтобы он следил за дочерью получше,» — таково было решение Воибора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *Когда Лилия Львовна снова пришла в себя, то ничего, кажется, не изменилось: со всех сторон на неё наползал красный, словно кровь, цвет; руки были молодыми и изящными; в комнате было свежо, а постель — чересчур мягка. Медиум пошевелилась, пытаясь спрятаться от этого красного, что аж слепил глаза. Кажется, её копошения привлекли чьё–то внимание, потому что над ней вновь склонилось лицо давешнего старика. Он снова что–то сказал, но Лилия Львовна не могла взять в толк, что от неё требуют. Она лишь прошептала непослушными губами: «Не понимаю.» Старик нахмурился, отстранился, но не успела Чёрная Лилия облегчённо выдохнуть, как тут же старческая рука стал толкать ей в рот кружку, от которой поднимался пар. Медиум попыталась отстраниться, но старик с удивительной для такого возраста силой подхватил её подмышки, заставляя сесть, опираясь на подушки, затем снова сунул в лицо странный напиток. Лилия Львовна не понимала, где находится, и не ни в какую не хотела это пить. Видя, что она пытается отвернуться, старик зажал медиуму нос пальцами, а когда она разинула рот в поисках воздуха, он влил ей жидкость прямо в рот. Нёбо обожгло горячим и пряным, а Лилия Львовна выпростала руки из–под одеяла, желая оттолкнуть мучителя, но тот сам проворно отпрыгнул от постели.
Пока медиум морщилась и хватала ртом воздух, он снова что–то прокричал, и в комнату вбежали две девушки. Они были облачены в одежды, будто сошедшие со съёмок исторического фильма: рукава — фонариками, платье — с высокой талией, юбки — со складками. Лилия Львовна поморщилась: в их одежде тоже преобладали всяческие оттенки красного. Глубоко поклонившись в сторону постели, одна сразу выскользнула за дверь, а вторая бросилась сначала к — медиум проследила за ней взглядом — трюмо, а потом — к Лилии Львовне. В руках девушка держала расчёску, заколки и несколько шпилек.
Не слушая возражений, служанка — как начала догадываться Чёрная Лилия — аккуратными движениями прибрала её волосы в какую–то замысловатую причёску, затем расправила рукава ночной сорочки и одеяло по краям постели. Девица успела вновь поклониться Лилии Львовне, как дверь комнаты распахнулась, и вошли двое: мужчина и женщина — порочная красота первого и холодная — второй — заставили медиума подобраться. С появлением незнакомцев перед глазами Чёрной Лилии заклубился туман, но стоило пару раз моргнуть, как он тут же рассеялся.
В голове Лилии Львовны начали рождаться сомнения: очередные средневековые наряды. Женщине медиум дала бы лет тридцать, мужчине — тридцать пять — сорок. Первая была одета в тёмно–синее платье, тёмно–русые волосы ниспадали крупными локонами на плечи. В одежде мужчины же преобладали чёрный и золотой. При взгляде на них Лилия Львовна отдыхала от обилия красного. Вдруг мужчина что–то сказал, явно обращаясь к ней. Чёрная Лилия запаниковала: речь снова звучала незнакомо, но угрожающе. От визитёра расходились волны жара, к нему примешался гнев, когда медиум так ничего и не ответила. За пару широких шагов мужчина приблизился к кровати, и Лилия Львовна не успела отшатнуться, как он схватил её за плечи и сильно встряхнул. В глазах мужчины плескалась такая ярость, что инстинкты несчастной взвыли со страшной силой. Откуда–то из глубины памяти поднималась паника, но Лилия Львовна попыталась скинуть схватившие её руки, но безуспешно. На помощь пришла женщина в синем, она что–то увещевающе заговорила, но не приблизилась. Мужчина что–то прорычал и, последний раз встряхнув медиума, отпустил её. И тут же набросился с — как это звучало для Чёрной Лилии — упрёками и обвинениями на старика. Медиум вздохнула свободнее, когда гнев посетителя переключился на другой объект.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Лилия Львовна перевела взгляд на больше молчавшую женщину, их глаза встретились. Ни капли тепла или каких–то бы то ни было чувств не сквозило в устремлённом на неё взгляде. Черная Лилия поморщилась. Куда она вообще попала? Она не узнавала никого из присутствующих. Да и себя тоже. Она сильнее сжала края одеяла в руках, пытаясь заглушить поднимающийся из глубин души страх. Страх имел странный привкус, будто был не её.