Городские сказки - авторов Коллектив
Самый частый вопрос, который меня волнует, — то, как я оказался в этом городе. Кажется, я здесь около двух лет, но что было до этого — мне не вспомнить. Я знаю, что учился в школе, что у меня были родители, что позже я встречался с девушками и даже жил с одной из них. Но эти воспоминания такие… подвижные. Как будто силишься вспомнить сон. Наверное, когда-нибудь вспомню, но сейчас я устал пробовать. Устал мучить себя тем, что не приносит плодов. Поэтому я просто прихожу с гитарой на площадь и пою свой блюз для людей.
Со многими я даже знаком: один парень в светлом костюме проходит мимо довольно часто, всегда бросает мне пару монет, дожидается, когда я закончу тему, и говорит одно и то же: «Помнится, я слышал что-то подобное, когда служил на торговом судне. Может быть, в Чикаго». Я не знаю, что это за место такое, но, наверное, там живет кто-то вроде меня. Изгой без воспоминаний.
Еще есть одна девушка — она никогда не подходит ко мне, но каждый раз, когда приходит на площадь, садится на ближайшую ко мне скамью и делает вид, что читает. Но я знаю, что она не переворачивает страницы. Я наблюдаю за ней: у нее белые волосы и она довольно загорелая. Думаю, что она старше меня, хотя выглядит девчонкой от того, что очень тощая. Наверное, у нее еще нет детей и поэтому она грустит и приходит слушать мой блюз.
Я знаю, что за книжку она держит в руках. Кажется, я читал ее в детстве — «Алиса в Стране Чудес». Иногда это наводит меня на мысли, что я, как Алиса, просто попал в кроличью нору. Когда-то давным-давно, когда был моложе. Попал в такое место, выйдя из которого очутился здесь, на пляже этого вечно теплого залива, со старой гитарой в руках. Этот момент я порой даже вижу в своих снах, но, скорее всего, мне просто нравится эта девчонка и не стоит придавать столько значения глупым снам.
Возможно, когда-нибудь я заговорю с ней и этот кошмар перестанет меня мучить. Но я очень стесняюсь своих драных джинсов.
Городские часы бьют полдень. Я засуну коробку из-под сигар со своим заработком под мышку, гитару повешу на плечо и отправлюсь в старое бистро. А вечером буду смотреть на море. Кажется, я никогда не видел моря, пока не прошел через эту кроличью нору.
Smoren Freelight
Сказка про фанк и красную дверь
На улице было влажно и тепло, легкий ветер приятно обдувал лицо и руки. Гулять ночью по переулкам и уютным дворикам центра Москвы — удовольствие нечастое: нужно умудриться опоздать на метро и оказаться вовсе без денег. Впрочем, кто-то на этом собаку съел. Знаем. Знакомства обязывают.
Однако сегодня я оказался в такой ситуации совершенно случайно. Погрузившись в воспоминания о тусовках времен разгара моей молодости, я загулялся в районе Чистых Прудов и, не встретив никого из тех, кого, в общем-то, не особо и надеялся встретить, присел на лавочку на аллее и продолжил блуждать в своих мыслях.
Встрепенулся я, лишь запоздало ощутив тишину вокруг себя — тишину города, выводящую шелест листьев, шум ветра и прочие несвойственные оживленным улицам центра звуки на передний план. Часы ввели меня в курс дела и навязали новый план действий. Оставаться на лавочке я не решился: так и уснуть недолго, особенно учитывая добитую только что третью по счету банку пива. Придется себя развлечь. Пошатаюсь.
Очередной дворик, арка в который оказалась почти напротив какой-то церкви, завлек меня внутрь не только таинственным налетом, в принципе, свойственным таким местам. Оттуда слышался звук, который было сложно с чем-то перепутать. Сотрясались струны гитары. Не все одновременно, как это обычно бывает, когда очередной дворовый гитарист исполняет заезженные вдоль и поперек песни Цоя, «Гражданской Обороны» и прочих «мэтров» трех аккордов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Яркий, с оттяжками, синкопами и демпингом, испещренный неожиданными переходами, из арки раздавался вполне себе фанковый мотив. Я последовал за звуком. Нет, не пошел — именно что последовал. Взгляд зацепился за источник звука — на лавочке детской площадки, бесстыдно сжимая губами тлеющую сигарету, сидел немолодой дядька, кромсающий и без того рваный ритм на старой акустической гитаре.
Он не особо торопился меня замечать, да и я не слишком претендовал на его внимание, но ноги несли меня в его сторону, и я был не в силах сопротивляться. Еще с десяток секунд ушло на завершение его импровизации, после чего, вслед за утихающим финальным аккордом, он поднял взгляд на меня и усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы, из которых мгновение назад вынул осыпающийся пеплом окурок:
— Тебе тоже не спится?
— Потрясно лабаешь, — все, что я смог произнести в ответ.
— Спасибо! Да ты не стесняйся! Присаживайся — не каждую ночь здесь встретишь собеседника.
Я покорно присел, ожидая неловкого молчания. Но его не случилось.
— Ты здесь в первый раз?
— Кажется, да.
— А, тогда понятно! — вновь усмехнулся он. — Видишь ту дверь, нарисованную краской на стене прямо за мусоркой? Красную такую, манящую? Я вот тоже как-то по пьяни сюда с гитарой пришел, увидел ее — и понеслось… А ты, небось, творчеством каким занимаешься, так?
— Ну да, — говорю, — пишу понемножку.
— Так доставай блокнот и пиши. И не останавливайся, пока не допишешь! Ты пришел куда надо — так не каждый день бывает!
…Замечаю за собой, что пишу, чуть не разрывая ручкой лист блокнота. Сейчас вот пишу. Прямо сейчас. Пишу. И никого рядом нет. Только красная дверь. С аркой. Манящая. Дописал, по ходу. Надо бы выложить.
Левиафан
она же Ирина Иванова
Городское сердце
Йоль сбрасывает ботинки. Одно из главных безумий этого лета — ходьба босиком, и неужели он может упустить такой чудный шанс немного посходить с ума?
Асфальт на улицах теплый, припорошенный песком и на удивление чистый: ни разбитых стекол, ни камней. Еще бы — центр города, его сердце; а городов с неуютными сердцами Йоль не выбирает и, откровенно говоря, никому не советует: с ними каши не сваришь. Сварить же кашу с городом — дело, обязательное для каждого проезжего-прохожего, чего уж о постоянных жителях говорить.
Йоль переступает босыми ногами и медленно, прислушиваясь, обходит площадь. В определенный момент в земле чувствуется легкая дрожь — сердечный ритм этого сплетения дорог и домов. Вот здесь, в слиянии пульсовых нитей, самое место, чтобы высказать городу все, что о нем думаешь: раскритиковать, признаться в любви, пообещать вернуться или, наоборот, покинуть навсегда, если вы так сильно друг друга не устраиваете.
Ах, если бы все люди знали об этой точке наилучшего единения с энергией и мыслями города! Ведь стоит здесь что-нибудь заявить — хоть шепотом, хоть во весь голос — и оно становится услышанным. Правда, не целым Мирозданием, а лишь его небольшой частью — этим самым городом, в чьем пульсовом центре ты стоишь. Зато уж если город слышит — он принимает всерьез и никогда не забывает. Пожелаешь хорошей погоды — вытащит из-за облаков солнце. Признаешься в любви — трогательно полюбит в ответ. А обольешь словесной и эмоциональной грязью — обидится, будет устраивать противные дожди и подсовывать на пути самые глубокие лужи. Так и портятся у людей отношения с городами: не то слово в самом важном месте — и все идет наперекосяк. А заслужить прощение — ох как нелегко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Йоль, конечно, знает об этом тонком уязвимом месте — и не просто знает, а успешно знанием пользуется. Вот и сейчас, остановившись, улыбается и шепчет: