Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

— Арамери, — произнесла в ответ. — Я — Арамери.

Один из кричавших за нашими спинами отрывисто затих, — я развернулась. Нет, не Ток; тот всё ещё пронзительно оглашал комнату диким ором, пока чернота вершила свой путь, пожирая клок за клоком спину. Метнувшийся вверх адамант запечатал Ришу рот и теперь вплотную занялся нижней челюстью парня. Казалось, приостановившись на туловище, тьма готовилась и дальше объять оставшуюся целой ногу. Я подозревала, что полностью та замрёт, лишь истребив нежизненно важные органы, оставив бедолагу изувеченным, возможно, двинувшимся умом, но живым. Относительно. В конце концов, я же сама чётко просила Ньяхдоха: не убий.

Я отвела в сторону глаза, чтобы не выдать подступившую к горлу тошноту.

— Судите сами, — сказала я. В голос вкрался скопившийся в сердце ужас, углубляя тембр и добавляя убедительной тяжеловесности, коей я прежде не обладада. — Если их гибель повлечёт спасение моего народа, — значит, они умрут. — Я наклонилась вперёд, упираясь руками в столешницу. — Если спасение моего народа обеспечит смерть всех и каждого в этой комнате, даже в целом дворце, знайте, Джемд; я убью их, не задумываясь. И вы сделали бы тоже самое, будь на моём месте.

Он поедал глазами Риша. Теперь же резко рванулся ко мне, и взгляд его вспыхнул мгновенным пониманием — и ненавистью. Ненависть только ко мне или к себе тоже, вот в чём вопрос? Неужто мои слова, насчёт «того же», были истинной правдой? Ибо так оно и являлось взаправду. Не он один, любой поступил бы так же, пришло понимание. Зайди речь о защите наших близких, и ради этого мы, смертные, пойдём на возможное — и неможное.

Весь остаток жизни я буду повторять это себе.

— Хватит! — Я с трудом расслышала окрик Джемда, лишь видя движения его челюсти. — Довольно. Я отзову войска.

— И распустите альянс?

— Я волен говорить лишь за Менчи. — Он словно сломался, избегая всеми силами моего взгляда. — Остальные могут избрать нападение.

— Тогда предостерегите их, министр Джемд. Вынуди меня кто-то повторить, и в следующий раз, ручаюсь, пострадают не двое, а двести. Продолжи эти кто-то сопротивляться, и счёт дойдёт до двух тысяч. Не я, но вы затеяли эту войну. Так что, не вижу смысла в честной борьбе.

С беззвучной ненавистью Джемд сверлил меня глазами. Я перехватила взгляд, удержав ненадолго, потом развернулась к тем двоим на полу; последнего по-прежнему сотрясали судороги, перемежаясь с жалобным скулежом. Другой же, Риш, казалось, впал в бессознательный ступор. Я подошла поближе. Блестящие чернеющие пятна смертоносной порчи хрустели, рассыпаясь под ногами, но не причиняя мне ни малейшего вреда.

Уверена, Ньяхдох легко мог прекратить действие магии. Вероятно, он мог залечить, восстановив, и эти жуткие раны — но на кону стояла безопасность Дарра, повиснув на одной-единственной тоненькой ниточке. Способности, говоря точнее. Моей способности — вселить как следует страх в сердце Джемда.

— Покончи с этим, — шепнула тихо.

В считанные секунды умножившаяся чернота поглотила обоих. Вкруг тел взметнулись пары холодного тумана, смешавшись с последними испущенными криками, хлопками лопающейся плоти и треском ломающихся костей, а затем всё стихло. На месте тел покоились два громадных, огранёных камня, чья грубая форма лишь отдалённо напоминала свернувшиеся калачиком человеческие фигуры. Прекрасные и бесценные, как можно догадываться; как бы то ни было, безбедная старость семьям погибших отныне обеспечена. При условии, что те решатся торговать останками своих близких.

Я прошла меж глыб адаманта к выходу. По мере моего шага охрана, маячившая за спиной, убиралась (и кое-кто весьма спешно) с дороги. На сей раз двери захлопнулись почти бесшумно. Стоило створкам сойтись за мной, я остановилась.

— Мне вернуть вас домой? — над ухом раздался голос Ньяхдоха. Сзади, разумеется.

— Домой?

— В Небеса.

Ах, да. Дом. Арамери.

— Поехали, — пожала плечами.

Тьма окутала плечи. А когда рассеялась, мы вновь стояли посреди уже знакомого мне внешнего двора, правда, на сей раз не на Пирсе, а в Саду Ста тысяч. Тропа из полированных гладышей извивалась меж аккуратных цветочных клумб, бордеров и рабаток, расположенных в чётко чередующемся порядке с нависающими на них экзотическими деревьями. Сквозь листву, высоко над головой, просматривалось звёздное небо, далеко на линии горизонта смыкающееся с горными хребтами.

Я бродила по саду, пока не наткнулась на местечко с особенно хорошим обзором, под небольшим деревцем, называемым атласные колокольцы. Вяло текущие мысли скользили медлительной спиралью. Привычное зябкое ощущение позади усилилось. Ньяхдох.

— Вот и моё оружие, — бросила ему.

— Как и ты моё, — прошелестел ответ.

Кивнув, я сделала глубокий вдох, ощущая на языке вкус лёгкого ветерка, ерошившего волосы и шелестящего листьями. Развернувшись к падшему лицом, я видела, как лунный полумесяц прошил рваную вязь стремительно бегущих облаков. На миг потускнело, и плащ падшего, казалось, невообразимо заклубился, враз затемняя всё вокруг и почти полностью заслоняя силуэт дворца — рябью мерно пульсирующих волн тьмы. Но стоило облаку, скрывавшему луну, двинуться дальше, и плащ привычно свился чёрной тканью.

Нахлынуло чувство: в том крылась внезапная явившая себя жизнь… дикая, бесконтрольная, головокружителная жизнь. Закрыв глаза, я вытянула вперёд руки, предаваясь в волю очередному порыву ветра. Боги, как же хорошо…

— Хотела бы я однажды сорваться в полёт, — шепнула тихо.

— Я мог бы одарить этой магией, на время.

Тряхнув головой, по-прежнему не открывая глаз, качнулась, овеваемая встречным ветром.

— Волшебство — это не то. — Собственная правота уверенно полнила сердце. Я знала правду, как никогда лучше. Как же… здорово…

Его молчание удивляло, но стоило задуматься как следует и… Боюсь, что созерцание бесчисленного множества поколений Арамери с их врождённым лицемерием и двуличностью, отлично отучает от излишних недовольных сетований.

Как заманчиво, и более того, столь соблазнительно, что поселяет желание полностью отрешиться от тревог. Матушка, Дарр, воспреемствование… всё теряло смысл… что толку в бесполезных метаниях? Когда можно с лёгкостью вычеркнуть всё из памяти и провести остаток своих дней — четырёх, если быть точной, — потакая любой своей прихоти, любому бездумному развлечению, взбредшему в голову. Всему, что только пожелаю.

За вычетом одного. Желания.

— Последняя ночь, — протянула, роняя наконец руки. — Почему бы тебе не покончить со мной?