Эрик Эддисон - Змей Уроборос

И когда она уселась: — Моя маленькая фея, — сказал он, — для ночной прогулки ты слишком храбро оделась. Красное, для сангвинического гумора. — Его большая рука обняла ее за спину, а огромная, похожая на тарелку ладонь щитом закрыла грудь. — И от тебя очень сладко пахнет.

— Всего-навсего листья малабарской корицы, — ответила она.

— Я рада, что тебе нравится этот запах, милорд, — вмешалась Зенамбрия. — Служанки уверяли меня, что если эти листья вскипятить в вине, получится аромат, который превосходит по тонкости все остальные.

Корсус помолчал, по-прежнему глядя на Сриву, и наконец спросил: — Что ты там делала на террасе, в темноте, а?

Срива опустила глаза. — Лаксус просил меня увидеться с ним там.

— Хмм! — буркнул Корсус. — Очень странно, ведь в этот час он ждал тебя на аллее внутреннего двора.

— Он обманул меня, — сказала Срива, — и заслужил того, чтобы я пренебрегла встречей с ним.

— Пусть так. И ты порешила этой ночью стать политиком, моя кошечка? — спросил Корсус. — И вынюхивать новости об экспедиции в Демонландию? Это возможно. Но мне кажется, что Король пошлет Кориниуса.

— Кориниуса? — спросила Срива. — Не думаю. Корунд получит командование и весь почет, если ты, о отец, не заставишь Короля принять решение сегодня ночью, прежде чем миледи лиса поговорит с ним завтра.

— Ба! — воскликнул Корсус. — Ты еще маленькая девочка и ничего не знаешь. Она не уроженка Ведьмландии, и у нее нет ни энергии, ни решительности, чтобы убедить его в этом. Нет, не Корунд окажется на свету, а Кориниус. Именно для этого Король вызвал его из Пиксиландии, которая была его, и отдал эту игрушку Лаксусу.

— Но, — сказала Зенамбрия, — будет чудовищно несправедливо, если Кориниус завладеет короной Демонландии, которая, конечно, намного превосходит корону Пиксиландии. Неужели этот молокосос получит все мясо, а ты, поскольку ты не очень молод, кости и очистки?

— Попридержи свой язычок, госпожа, — сказал Корсус, глядя на нее как на кислую микстуру. — У тебя даже не хватило ума, чтобы заполучить его для твоей дочки.

— Да, ты прав, о муж мой, — сказала Зенамбрия. — Прошу прощения.

Леди Срива засмеялась, обвила руками бычью шею отца и стала играть его усами. — Я согласна с вами, миледи мать, — сказала она. — Я должна выбрать себе одного мужчину из всех, находящихся в Карсё. И мне кажется, что Лорд Кориниус вполне подходящий кандидат: во всяком случае любой скажет, что его бритая губа намного лучше, чем твои жидкие усы.

— Хорошо, — сказал Корсус, целуя ее, — пусть будет по-твоему. Сегодня ночью я увижусь с Королем и поговорю с ним об этом деле. Кстати, мадам, — сказал он Зенамбрии. — Я сейчас провожу тебя в твои покои. Закрой покрепче дверь изнутри, а я, на всякий случай, закрою ее снаружи. Этой ночью народ будет веселиться до упаду, и я не хочу, чтобы какая-нибудь пьяная рожа оскорбила тебя, пока я занимаюсь государственными делами.

Зенамбрия пожелала ему спокойной ночи и предложила забрать с собой дочку, но Корсус отказал ей, сказав: — Я сам позабочусь о ее безопасности.

Когда они остались одни и Леди Зенамбрия заперлась в своей комнате, Лорд Корсус открыл дубовый шкаф и достал из него серебряный графин и два украшенных драгоценными камнями кубка. Наполнив их сверкающим желтым вином из графина, он заставил Леди Сриву выпить с ним, и не один раз, а дважды, и каждый раз она опустошала кубок до дна. Потом он придвинул свой стул к столу и тяжело облокотился на него, и положил голову на руки.

Срива шагала взад и вперед, обеспокоенная странной позой отца и его молчанием. Вино играло в ее венах; комната молчала, и она вспомнила поцелуи Кориниуса, его горячее дыхание, железное объятие его сильных рук… Часы пробили полночь, медленно и торжественно. Она подумала о своем обещании и почувствовала, как ее кости тают.

— Отец, — наконец сказала она, — только что пробило полночь. Если ты не пойдешь сейчас, будет слишком поздно. Ты идешь?

Герцог поднял лицо и посмотрел на нее. — Нет, — ответил он и опять повторил. — Нет. Где выгода? Я старик, дочка, и уже отцвел. Но мир, мир юн. Для Кориниуса, для Лаксуса, для тебя. Но больше всего для Корунда, который тоже не молод, но вокруг него куча сыновей и, самое главное, жена, которая, как лестница, поднимает его к трону.

— Но ты только что сказал-

— Да, но твоя мать была здесь. Она впала во второе детство раньше времени, и я говорю с ней как с ребенком. Корунд был не прав, женившись на молодой женщине? Чушь! Разве она не оплот и не бастион его счастья? Ты когда-нибудь видела парня, так быстро взлетевшего на самый верх? Мой секретарь, когда я сражался против Вурдалаков, и вот он намного обогнал меня, а ведь я на девять лет старше. Его уже называют королем, истинным королем, и, похоже, скоро он станет Dominus fac totum[8] под нашим Королем, властелином всех мелких земель, если эта женщина удачно сыграет в свою игру. Разве Король уже не отдал ему Чертландию, и, если она преуспеет, он получит и Демонландию, и весь остальной мир. Клянусь адом, меня это оскорбляет, но что я могу поделать?

Он встал и, покачиваясь, потянулся к кубку с вином. И украдкой посмотрел на дочку, отведя глаза прежде, чем встретиться с ней взглядом.

— Корунд, — сказал он, выпив еще вина, — лопнул бы от смеха, услышав чопорную болтовню твоей матери; он наслаждается молодой женой, ему нечего сомневаться в ней, когда он уезжает по государственным дела, а когда возвращается домой, они опять живут вместе, в любви и согласии, и она всегда поддерживает его в наших спорах. Верь мне, не всякая дама сможет снискать благосклонность Короля.

Окно было открыто, и пока они молча стояли, снизу донеслись звуки лютни, и мужской голос, мягкий и глубокий, запел песню:

Бык гордится рогами,И копытами конь.Малый зайчик ногамиЧто летят как огонь.Ну а льву даровала природаСтрашну пасть и великие годы.Рыба плавает в море,Птица в небе летит.Муж сражается в полеИ в совете сидит.Только женам природа не далаНичего, даже самую малость.Нет у жен острых копий,Нет у жен и копыт.Лишь краса неземная,Их единственный щит.Но огонь и копье отступаютПеред женщиной — ангелом рая.

Леди Срива знала, что это Лаксус поет перед окном ее комнаты. Кровь забилась в ней, воображение расправило крылья и, странными опасными путями, понесло ее, но не к Лаксусу, к Кориниусу, на которого она раньше и не глядела.

Герцог подошел к ней, отшвырнув стул в сторону, и сказал: — Корунд и его куча сыновей! Корунд и его юная королева! И если его очаровала белая роза, почему бы тебе не стать алой, для меня? Дьявол меня забери, если ты менее красива чем она, и ты пахнешь как целый розовый куст.