Юлия Галанина - От десятой луны до четвертой

А потом уже не останавливались.

Потому что запахло пирогом, домашним пирогом, который мамы пекут по большим праздникам, когда домой возвращаются выросшие дети, и запах которого растекается далеко-далеко, по всей улице.

И мы знали, что это для нас, что папа с мамой нас давно ждут.

Ракушка стряхнула с себя Сильных, словно капли воды со створок. Потом пришел черед Трем Каплям и другим городам по полуострову: Зонтику, Сумеркам и остальным.

То есть острову.

Даже удивительно, как быстро все привыкли к тому, что мы теперь островитяне. Может быть, потому, что мы всегда подспудно себя ими чувствовали.

Новый остров назвали — Лоскуток.

Дракон вернулся через три дня и местом жительства избрал наш небольшой сад, изогнувшись там на дорожке не хуже священной фигуры "зю". Как выяснилось, он на произошедшие перемены смотрел скептически и общей радости не разделял.

— А другие города по побережью? — периодически задавал неудобные вопросы дракон. — Чем они хуже?

— Но я же не всесильна! — отбивалась я, как могла. — Сколько раз тебе говорить, я не знаю решения глобальных проблем, все, что я могу, — немного обустроить свой дом. На этом мои возможности исчерпываются.

Не прошло и одной луны, как Ракушка приобрела прежний несерьезный облик. По-настоящему серьезным было только заложение новой верфи около Второй Гавани. Флот острова решено было увеличить.

На Окончательную Лысину вернулся и Дом Городских Старшин, и тюрьма, и хранилище казны, изрядно опустевшей за три года. Тухлый Рынок снова замозолил глаза Нетухлому.

А мы просто жили в ожидании лета.

Незаметно образовалось столько важных неотложных дел: поскорее красиво загореть, сшить новые платья, купить новые шляпки…

Да еще ведь летом надо было поступать в Университет. Сестре, Ножу и остальным сопротивленцам было хорошо — им надо было только восстановиться.

Мне же придется сдавать вступительные экзамены, и еще неизвестно, не вернут ли меня просто-напросто в школу из-за трехлетнего пропуска.

Не раз и не два становилось страшно: спросят меня что-нибудь, а я им в ответ рецепт песочного теста, по привычке. Ладно бы хорошего, но и тут в пансионате нас надули — я попробовала дома стряпать, как учили, уж лучше бы не позорилась. А мама печет искуснее любых Магистров.

Я уже серьезно подумывала, что надо бы дракона привлечь к моему поступлению в качестве шпаргалки — пусть сидит за забором и подсказывает, если что.

Дракон отбрыкался, сказал, что материалом не владеет. Наврал, конечно.

Они с папой ночами вели бесконечные беседы, обогащая друг друга знаниями.

Что творится на большой земле, мы знали в общих чертах — в столице снова была какая-то заварушка, так что тетушкин незаменимый подвал явно не пустовал.

Говорили, что теперь Правое Крыло решило повторить судьбу Левого и сейчас Хвосту Коровы не до нас. Это и спасало Ракушку.

Мы надеялись, что, пока они делят власть, успеем возвести вокруг острова наши стены — корабли.

Жизнь продолжалась.

День был теплый и зеленый.

Из наших окон было видно, что в Первую Гавань пришел корабль. Не наш — его поставили на рейде.

Но больше мне ничего увидеть не удалось — сестра решительно задернула шторы и повернула меня к столу с учебниками. Еще бы, через пару недель экзамены.

Вздохнув, я уселась за стол.

Через полчаса вдруг ясно поняла, что прочитанное куда лучше запомнится, если читать его лежа — будет удобно и можно не отвлекаться. Я перебралась в кровать.

Через десять минут книга загадочным образом оказалась под подушкой, а я крепко спала.

Через час разъяренная сестра дернула меня за хвост.

— Скажи начистоту, что ты любишь больше, чем спать?

— Пожалуй, ничего.

— Хорошо, а что ты любишь так же, как спать?

— Есть! — честно призналась я.

Полумрак в комнате убаюкивал и убаюкивал, пришлось идти в сад.

Дракон, обвившись вокруг клумбы с георгинами, безмятежно спал.

Конечно, ему спать не возбраняется, ему поступать не надо!

Устроившись возле него и прикрывшись белым кружевным зонтом, я опять погрузилась в чтение, безнадежно чувствуя, что все прочитанное в моей голове превращается в славную кашу и шансов что-то вспомнить очень мало. Точнее, вспомнить-то я вспомню, но когда меня уже с позором выставят за дверь.

"Мучаешься?" — проснулся дракон;

"Ага".

"И это пройдет…" — с наслаждением вытянул он передние лапы и пошевелил своими когтями.

"А у вас есть подобное?"

"А как же! И куда сложнее вашего".

"Да уж, конечно…"

"Чистая правда".

Оттого, что драконам сложно, мне легче не стало. И до обеда далеко…

Я перевернула страницу.

Нет, придется писать шпаргалки — может, так я хоть что-то запомню. Надену самую широкую юбку, какая у меня есть, а к ней нашью потайных карманов. Вот события еще туда-сюда, а даты у меня просто летят сквозь голову…

Калитка на улицу открылась.

В сад вошел Янтарный.

Не будь у меня над головой зонтика, я бы решила, что мне голову напекло: он вошел в парадной форме охранника пансионата, солнце било в его начищенные пряжки и бляхи.

— Дракон не укусит? — спросил он.

"Еще как укусит!" — обиделся дракон.

— Смотря, что делать будешь. Какими судьбами?

— Да так, мимо проходил, дай, думаю, загляну. — Янтарный благоразумно не стал приближаться к дракону.

"Как же, проходил… — не замедлил продать его дракон. — С корабля он! С утра сапоги полировал!"

Значит, шел из Первой Гавани через весь город в своей начищенной вызывающей форме? Поступок. Как ему по дороге ведро с помоями на голову не надели, вот что интересно…

— Красивое платье… — небрежно заметил Янтарный. Ну, паразит! Думай теперь, правда это или подлизывается? Это же домашнее, красивое в шкафу висит…

"Правда…" — успокоил меня дракон. Я чуть не ляпнула: "Ты надолго здесь?", но потом опомнилась.

— Чего стоишь? Присаживайся!

Янтарный опустился на садовую скамейку, по-прежнему держа почтительную дистанцию между собой и драконом. Калитка снова хлопнула. Вошел, держа стопку книг, Штиль.

— Здравствуй, Пушистая Сестричка, Светлая говорит, вот эти тебе тоже обязательно понадобятся.

Ну сестра, ну удружила! Чем больше громоздится передо мной книг, тем меньше я запоминаю!

— Так вот, значит, как тебя зовут… — задумчиво сказал Янтарный.

— Да уж, никакая я не Двадцать Вторая!

Штиль заметил Янтарного, его форму и застыл в недоумении.

На лице его читалась мучительная борьба двух чувств: поздороваться, как полагается воспитанному человеку, или огреть нежданного субъекта в имперской форме стопкой книг по голове?