Ольга Голотвина - Сокровище троллей

— Клад был спрятан пятьсот лет назад, верно? Значит, приметами не может быть что-то преходящее. Деревья, кажется, пятьсот лет не растут… или растут? Я не знаю.

— И я не знаю, — развел руками Литисай.

— Так или иначе, надо искать то, что не изменилось за полтысячи лет. Скалы, река… Вот здесь: Вечные Струны… Что может петь пятьсот лет? Вода! Может, это место, где река журчит как-то иначе?

— Так поищем на берегу, — бодро согласился Литисай.

Аймара так очаровательно радовалась своей догадке, что у сотника не хватило жестокости указать на слабое место в ее рассуждениях.

Ведь маги из Кровавой Крепости не собирались хранить сокровище пятьсот лет. Они его прятали на короткий срок, пока тягались силами с чародеем Шадридагом. И ориентиром могло быть что угодно, даже приметный кустик.

То, чего опасался певец Арби, настигло его возле кухонных дверей. На плечо певцу легла тяжелая рука.

— А ну, обернись, бродяга! Узнаешь меня?

Певец обернулся и засиял улыбкой прямо в гневную физиономию со сломанной переносицей.

— Как же не узнать, дружище Тагиджар!

Пожилой стражник с бляхой десятника растерялся от такой приветливости. Не ожидал он слова «дружище» от человека, которому намеревался сначала дать в морду, а потом скрутить руки и отволочь в замковую темницу Людожорку.

А певчий мерзавец, воспользовавшись тем, что десятник опешил, напористо продолжил:

— Песни песнями, а я же сюда явился еще и по делу! Помнишь, по осени твой отряд искал разбойничье логово? Конечно, помнишь! Я тогда к вам проводником нанялся, ну?.. Так я денег-то своих не получил!

— Деньги?! — прорезался голос у десятника. — Это за то, что нас в болото завел, а сам сбежал?

— Я завел?! — оскорбленно ахнул певец.

Быстро огляделся. Следом за десятником подошли еще четверо стражников, встали кругом — не удрать. И все четверо, как и десятник, из отряда, который осенью так неудачно охотился за разбойниками.

Не пришибли бы сразу, дали бы отбренчаться…

— Парни, вот хоть вы будьте свидетелями! Я ж вас в болото за шиворот не волок. Сами потребовали, утопить меня грозились…

— И зря не утопили! — от души сказал один из стражников. — Что ты нам квакал, будто на острове разбойники награбленное хранят?

— Я говорил про сундуки, — уточнил Арби. — И про шалаш.

— Были мы на том островке! — рявкнул десятник. — Не было там никаких сундуков.

— Стало быть, убрать успели, — развел руками Арби.

— А чего ты тогда наутек пустился? — Тагиджар не верил бродяге-певцу ни на медяк.

— На моем месте сам герой Керутан бы наутек пустился! Если бы ему в глаза поглядел болотный демон!

Стражники заржали.

Певец обвел их взглядом, полным печального укора.

— Вам ха-ха, а мне это по ночам снится, — сказал он негромко и так горько, что смех оборвался. — Лицо… вроде женское, опухшее, зеленоватое… глаза закрыты, а губы шевелятся, словно сказать что-то из-под воды хотят… И так мне стало жутко, что кинулся я прочь с тропы на глубину и поплыл… все равно куда…

Стражники примолкли. Бродячий певец лгал с такой убедительностью, что сам в эти мгновения верил себе.

— А вы, скареды, — добавил он тоскливо, — за такие страсти платы мне жалеете, да еще из хозяйских денег!

Это было ошибкой. Только что стражникам казалось, что осенью они и впрямь попали в страшную сказку. Но упоминание о деньгах разрушило чары.

— А свяжем-ка мы его, парни, — веско сказал Тагиджар, — и посадим под замок. А потом господин этого болотного селезня повыспросит, какие у него дела с разбойниками. Да на честное слово не поверит. Кто-кто, а Спрут умеет расспрашивать… этот прохвост запоет так, что его дружки в лесу услышат!

— На, вяжи! — протянул Арби десятнику обе руки. — Вяжи, ну! Я на допросе молчать не стану, без пытки все выложу: как твой десяток послан был ловить разбойников, а вместо того принялся искать, где разбойники награбленное прячут. Вот тут Спруту и станет интересно: а вдруг бравые стражники нашли полный шалаш разбойничьего добра, а с господином делиться не хотят? Поверит он вам на честное слово — или все-таки пытать велит, а?

Стражники переглянулись. Мерзавец был прав, со всех сторон прав!

— И придавить меня втихомолку не получится, — поспешил добавить Арби, пока его кто-нибудь не опередил. — Я сюда с шумом явился, с пением. Спруту уже доложили, что у него за трапезой развлечение будет…

Тут дверь кухни приоткрылась. Малышка Айки позвала через порог:

— Господин мой, идем, там повар пирог режет. Как хозяйская трапеза начнется, тебе и поесть будет некогда…

— Иду, — откликнулся певец. Дождался, пока дверь закрылась, и негромко сказал Тагиджару: — Так что лучше тебе, десятник, похлопотать о плате мне за то, что осенью у вас проводником был.

— Ну, знаешь, — вырвалось у Тагиджара, — я такой наглости сроду не видел!

— Так посмотри… — пожал плечами Арби.

Суматоха, царившая в Замке Трех Ручьев из-за приезда знатного гостя, не докатилась до покоев властителя замка, где этот гость вел чинную беседу с хозяином.

Ульрауш Серебряный Огонь, которого силуранские Спруты признали Главой Клана, не спешил переходить к делу, ради которого прибыл в эту глухомань по опасной зимней дороге. Поглаживая пышные седеющие усы, он рассказывал хозяину столичные новости.

Унтоус Платиновый Обруч, румяный круглолицый бодрячок, делал вид, что увлеченно слушает, а сам прикидывал: чем грозит ему это нежданное счастье? Неужели гость собирается тянуть из бедняги Унтоуса деньги на постройку королевского флота?

Ну да, король действительно воззвал в щедрости Морских Кланов — а после нескольких раскрытых заговоров на любой королевский призыв лучше отзываться быстро, дружно и со светлыми улыбками. Но при чем тут Унтоус? Он какое отношение имеет к морю? Да, он Спрут, конечно же, Спрут… но двести восемьдесят лет назад, когда Гайгир Изгнанник стал силуранским королем и принялся раздавать сподвижникам земли и замки, предку Унтоуса досталась эта куча камней посреди леса. И теперь Унтоус должен строить морской флот?

К тому же властитель Замка Трех Ручьев не забыл, как полтора года назад король Тореол конфисковал солидную часть его имущества… ограбил, как есть ограбил!

Поэтому Унтоус был полон решимости держаться за свои деньги хоть зубами. Приезжал уже к нему придворный хлыщ с поручением от короля, всю осень намекал на благородную щедрость, клановую гордость и любовь к отчизне, а по первому морозцу отбыл ни с чем. Нищий он, Унтоус! Понятно? Нищий!