Евгений Лукин - Катали мы ваше солнце

Воззрился в темноту. Залегла, затаилась вокруг невидимая Ярилина Дорога… Так что это было-то?.. Оглянулся на рассыпанные как попало огонёчки. Может, почудилось? Нет! Тусклых жёлтеньких окошек стало вскоре заметно больше. В избах явно вскакивали с лавок и поспешно зажигали лучину. Стало быть, не почудилось…

Докука стоял, озираясь. Даже зачем-то вверх посмотрел. Там всё было по-прежнему. Сияли серебром вколоченные по рубчатую шляпку звёзды. Покосился в досаде на избушку, где держали опочив оба подручных волхва. Дрыхли, дармоеды, без задних ног… У, лоботёсы! И трясением земли их не проймёшь… Осерчав, кудесник шагнул уже к еле различимой двери, как вдруг замер и вновь опасливо вознёс глаза к чёрному небу.

Нет, не по-прежнему всё там было, не по-старому… Самый крупный, насквозь, видать, просаженный гвоздь,[106] на коем держался и проворачивался еженощно звёздный свод, пропал!.. Пропал, братие! Сгинул бесследно!..

Неужто вывалился?.. Не в силах один смотреть на такую страсть, Докука рванул дверь избушки.

— Спите? — завопил он. — Там вон свету конец приходит, а вы дрыхнете!..

Не дав даже глаза протереть как следует, выволок обоих за порог и вздёрнул рылами к небу. Уставились втроём.

Разумение пришло не сразу, но всё-таки пришло. В ночном поднебесье, заслоняя звёзды, висело нечто круглое и, надо полагать, превеликое. Точь-в-точь солнышко, только никакое не светлое, а напротив — сажа-сажей… Да и не висело оно вовсе, а ширилось, наплывало…

— Никак сюда летит?.. — прохрипел, обезумев, один из подручных.

Оба рванулись, высвободившись разом из ослабших Докукиных рук, и заметались по капищу, ища, где укрыться. Наконец загрохотала, разматываясь, цепь колодезного ворота, грянула с треском о каменное дно преисподней замшелая бадья. Кто-то, видать, из волхвов догадался выдернуть железный клин. Ничего этого Докука не видел, и не потому, что становилось совсем уже темно. Просто голова не поворачивалась. Да что там голова! Глаза — и то не смог зажмурить от страха, до того окостенел. Величавой своей неспешностью происходящее до жути напоминало тот давний роковой всплеск китового хвоста.

— В колодезь, дурак!.. — истошно кричали кудеснику из-под замшелого дубового ворота. — За нами давай!.. В колодезь лезь!.. Прямо по цепи!..

Страшное чёрное солнце съело уже четверть звёздного неба, но самая маковка дробно сияющего свода была чиста, и это означало, что ночное чудище рухнет всё-таки не прямо на Ярилину Дорогу, а чуть подальше, посевернее.

Потом жутко ухнуло, ударило ветром, метнулись, умножились звёзды, земля подпрыгнула — и Докука едва устоял на ногах. И зря, между прочим, устоял… Потому что дальше грянул треск, и навстречу пребывающему в оцепенении кудеснику поплыли из тьмы, крутясь и увеличиваясь, какие-то тени, оказавшиеся вблизи тёсаными брёвнами. С грохотом посыпались с каменных оснований задетые мимолётом срамные греческие идолы, с дубовых столбов сорвало остроконечный колпак… Словом, и впрямь конец света…

Очнулся Докука в тишине посреди разорённого капища, теперь больше напоминавшего бурелом. На месте колодца громоздилась груда брёвен. Избушка пропала вовсе. Снесло хоромы по самы пороги… Как же это он сам уцелел-то?.. Ой, а уцелел ли?..

Правая рука по-прежнему стискивала посох и разжиматься не желала. Поэтому ощупывать себя пришлось одной левой. Докука похлопал по груди, по животу… А до ног так и не добрался, ибо вдруг обнаружил нечто куда более важное, нежели обе ноги вместе взятые…

То ли запоздало подействовала ворожба Чернавы, то ли испуг наложился на испуг (клин-то клином вышибают!), но едина жила, о коей поминалось в заговоре, и вправду уподобилась булату — чуть не звенела…

Остальные семьдесят семь жил внезапно обмякли, и выпавший из десницы посох с громким стуком упал на плоские камни. В синих глазах красавца волхва стояли слёзы. Робко, словно не веря, он ещё раз тронул ожившее своё сокровище, а потом неистово начал срывать с себя обереги и швырять их оземь. Сорвав последний, распрямился, вздохнул полной грудью и, не оглядываясь, двинулся в сторону Мизгирь-озера, к боярским хоромам…

Когда со страшным кряканьем и стоном, разнёсшимися в гулкой ночи на многие переклики, махнул рычаг великой махины, когда содрогнулся берег и нарочитое деревянное солнышко, величиною и весом равное настоящему, отвесно ушло в чёрную высь, все обомлели, и долго стояли, запрокинув оторопелые рыла. Наконец Завид Хотеныч, прибывший исключительно для того, чтобы взглянуть на примерный запуск, резко повернулся к Косте Багряновидному.

— Ты на какое деление рычажное било ставил?

В жёлтом свете масляной лампы побледневшая Костина рожа казалась теперь просто смуглой, как и у всех греков.

— На седьмое… — отвечал в недоумении заморский наладчик, неотрывно глядя, как съёживается в звёздной высоте огромное чёрное ядро.

— Да не может этого быть! — сдавленно сказал Завид Хотеныч. — Ты посмотри, крутизна какая!.. Чуть ли не на голову себе запустили!..

Стоящие вокруг рабочие, заслышав такую речь, беспокойно шевельнулись. Каждому немедля вспомнилось присловье о том, что бывает, ежели плюнуть вверх…

— Да нет… — робко проблеял случившийся тут же Кудыка Чудиныч. — Всё-таки немножко к западу взяли…

Розмысл гневно фыркнул и стремительно направился к кидалу. Взлетев в два прыжка на дубовый чудовищный стан, поднял лампу повыше и окинул хищным оком прицельную часть махины.

— Смотреть надо! — процедил он. — Установили-то на седьмом, а что из первого паза ещё одно рычажное било торчит — проглядели!..

Наладчики всполошились и тоже кинулись смотреть. И вправду торчало… Как такое могло стрястись — непонятно? Стояли — рты настежь, руки врозь…

— А… Ну, ясно, — буркнул Завид Хотеныч, изучив вылезшее столь некстати бревно с той стороны. — Запорного колышка нету. Кто-то, видать, вынул, а ладонью при этом в торец упёрся… Вот и выдвинул невзначай…

Выбранился негромко и хмуро глянул вверх, на застывшее в звёздном небе чёрное ядро деревянного солнышка.

— Ну, что?.. — процедил он наконец. — Виновных искать нет смысла. Понадобился кому-то колышек. Козу привязывать… На первый раз никого карать не буду. А ещё раз приключится что-нибудь похожее — всех укатаю на золу. Уразумели?.. Кудыка! Уразумел?..

— Уразумел, Завид Хотеныч… — чуть ли не с приниженным поклоном отвечал тот. Потом облизнул губы — и отважился: — Завид Хотеныч!..

— Чего тебе?

— Да ведь изделие-то… — беспомощно проговорил Кудыка, тыча руками в небо. — Рядом же упадёт изделие… в трёх перекликах… А там — капище… Может, сбегать сказать им, чтоб схоронились?..