Айя Субботина - Время зимы

Шли молча. Несколько раз им попадались патрули, но, завидев воина-шамаи, северяне лишь склоняли головы, не задерживая путников, которые торопливо топтали камень мостовой.

Они прошли грузное здание гильдии кузнецов, на стенах которого, освещенные луной, поблескивали щиты с гербами мастерских, миновали улицу ремесленников: в некоторых окнах плясали тусклые огоньки, тишину нарушали шорохи и покашливания умельцев, трудившихся и ночью. После, путь вывел их на просторную площадь: на черном маслянистом граните раскинулась лучами восьмиконечная звезда белого мрамора. В свете Северной ярости, мраморная звезда сверкала, будто только что отполированная до блеска. В отличие от остальных улиц, площадь эта еще хранила островки не попранного подошвами снега. Луч на запад упирался прямо в череду широких ступеней, которые взбирались вверх. Туда, где горделивою пикой убегала в вышину башня фергайр.

— Я мог бы отнести нас, но зверю во мне не по нраву запах в городах. — Талах, впрочем, не выглядел огорченным. Он первым встал на ступени и поманил Хани рукой.

Чем дальше уносили их каскадные ступени, перемежеванные парапетами со светящимися соляными глыбами, тем больше девушке казалось, что они идут прямо в облака. Хани поймала себя на мысли, что когда поднималась в башню в первый раз, к ногам ее будто приросли крылья. Теперь же она с трудом переставляла ступни. Всему виной тревога, думала Хани, стараясь дышать носом, а еще отчаяние, страх. Она корила себя за слабости с тех самых пор, как Сьёрг распахнулся для путников; для светлой колдуньи, порченой чернью Шараяны, столица казалась большою мышеловкой.

Когда ноги Хани устали, а дыхание сбилось, до башни оставалась еще половина пути. Талах же, как ни в чем не бывало, продолжал коротать путь тем же легким шагом. Расстояние между ними стремительно увеличивалось. Когда северянка остановилась на очередном парапете, прислонившись к соляному столбу, пронизанному сверкающими жилками, Талах вернулся за ней.

— Я … Мои ноги… мне бы … — Слова тонули в шумных выдохах.

— Хорошо, эрель, я понесу тебя, — решил шамаи и, не дожидаясь ее согласия, взял Хани в охапку, прижимая к себе.

Она хотела возмутиться, потребовать поставить ее на ноги, и напомнить, что перед ним все же какая-никакая светлая колдунья, и он обязан чтить и ее отметину. Но стоило шамаи прижать ее к своему горячему телу, как Хани сделалась так спокойно, как не было никогда.

Она и оглянуться не успела, как Талах опустил ее на ноги у самого входа в башню. Двухстворчатые двери светлого дерева, щедро украшенные мозаикой из белого и синего стекла, уходили футов на десять вверх. Вблизи башня казалась просто огромной. Ни охранники, ни животные стражи, не стерегли покой Мудрых. Здесь шумел лишь ветер. Хани шагнула к дверям, приложила к ним ладони и громко произнесла:

— Я Хани, Говорящая с духами, и со мною воин-шамаи. Мы пришли с прошением!

Мозаичные узоры молчали. Северянка убрала ладони, не спуская взгляда с дверей, и ждала. Фергайры славились мудростью и магией, которую они творили все разом и по отдельности, но вряд ли нашелся бы хоть десяток человек, кто похвалил бы их доброту и отзывчивость. Еще гостьей в башне Белого шпиля, Хани помнила многих путников, что приходили к высоким сводам с просьбами о помощи, но двери открывались едва ли не одному из сотни.

Девушка продолжала молча ожидать. Даже когда время потянулось медленно, будто смола. На небо набежали тучи, посыпая столицу мелкой снежной мукой.

— Может нас не услышали? — Талах подошел ближе и потянулся к двери, но Хани остановила его руку. Ладонь Шамаи была теплой, будто он только вышел из нагретой купели, а не стоял полуголым на морозе.

— Услышали. Фергайры знают, что мы здесь, знают кто такие и откуда. Но не спешат отворять. — Она подняла ладони, собирая снежинки, что таяли, едва коснувшись кожи. — Может, нас вовсе не пустят.

Шамаи нахмурился, лицо его вдруг подернулось злостью, на скулах забились желваки, но он ни проронил ни слова. Лишь отвернулся к башне спиною, будто хотел показать этим свое пренебрежение. Хани не винила его. Она и сама не понимала многого из того, что происходило за стенами Белого шпиля, но ее быстро научили помалкивать. Мудрость не в том, чтоб всюду совать свой нос, помнила северянка слова, что стали ей первым уроком, мудрость в том, чтоб понять не спрашивая.

Холод кидался на них сворой голодных псов. Хани казалось, что прошла целая вечность, ладони ее закоченели и приходилось согревать их дыханием. Она переступала с ноги на ногу, чтоб разогнать кровь, но ступни будто сделались деревянными. Талах же продолжать стоять недвижимо, скрестив руки на груди, словно изваяние.

А потом послышался шум. Грузно, будто на выдохе, отворились двери, гостеприимно разошлись в стороны. В лицо Хани повеяло теплом и знакомыми запахами трав. В дверях стояла фергайра Фо?ира, девушка помнила ее по их долгим занятиям колдовству. Кажется, она была самой молодой средь своих сестер в башне. С тех пор Фоира ничуть не изменилась — тот же живой, настороженный взгляд, темные косы до крестца, и сычик на плече. Хани вновь пришла в голову мысль, что не ее памяти птица эта будто никогда не смыкала глаз. Фергайра была в белом просторном одеянии, доходившем до самых пят, поверх которого надевалась туника, отороченная дорогим мехом и расшитая специально по вкусу хозяйки. Сейчас Фоира была лишь в платье.

— Проходите, — немногословно приказала женщина. Хани торопливо вошла, Талах следом.

Странное щемящее чувство застонало в душе Хани. Несмотря на горечь и страх, отчаяние неизвестности, на нее снизошло умиротворение. Вернулась домой, лукавил внутренний голос, подмочив глаза слезами. И тут же, услужливый рассудок напомнил, что никогда для такой как она, не найдется места ни в Белом шпиле, ни в родной деревушке.

Стены первого этажа занавесили тяжелые ковры, расшитые непонятными узорами и щедро сдобренные аппликациями из бус. Широкий зал был пустынным и тихим, ни скамеек, ни услужливых угощений гостям.

Единственным украшением ему служила лестница: добротная ледяная спираль, с ледяными же перилами, росла вверх, и терялась где-то меж бесконечных этажей. Многие мастера трудились над каждым завитком прозрачных перил, шлифовали ступени, чтоб те не скользили под ступней. А сильная магия сделала лед достаточно твердым, чтоб он не боялся тепла. Ничего не говоря, фергайра пошла вверх, Хани и воин-шамаи последовали за ней.

Пока они шли, миновав несколько этажей, свет в башне постоянно менялся, то становясь бледно-желтым, будто лунная ночь, то голубым и снова белесым. Хани потихоньку показала Талаху на ледяные кристаллы, разбросанные по стенам проема, в котором вилась лестница. Северянка так и не поняла, что за сила заставляет кристаллы сиять.