Вадим Тарасов - Гастарбайтер по вызову

Окружающие замерли, по-моему, даже затаили дыхание, наблюдая за трагичным действом со смертельным исходом. У многих были распахнуты рты, у некоторых - широко открыты глаза, у третьих - сжаты кулаки... В голове мелькнула мысль кинуться вперед и сбросить этого чертового жука на землю, растоптать, раздавить тяжелым каблуком... Но она быстро юркнула в потемки душного страха, придавившие смятенную душу, попутно увязнув в болоте внутренней нерешительности. Что даст мой поступок? Варбуна сразу прирежут, да и со мной цацкаться не станут, тут же отправлюсь вслед за бедуином, любоваться пейзажами Того Света. И шаман все твердил, мол стой спокойно, и охранники эти... Что же, просто, не вмешиваясь, наблюдать, как твоего товарища убивают? Да пропади оно все пропадом, так неправильно! Как я потом сам себе в глаза смотреть буду? Как объясню совести собственное малодушие? Что Алоэ скажу и другим мужикам? И остальным... Всю жизнь ведь униженным ходить придется! Самого себя упрекать в трусости. Чувствовать жалким ничтожеством. Ну, уж нет! К черту все это! Сейчас растолкую этим зеленошкурым уродам, где я их видел!

И, согнувшись, прыгнул вперед!

Ноги, в районе голеней, тут же ожгла сильнейшая боль, видимо, по ним хлестнул кнутом один из сторожей. Из глаз непроизвольно брызнули слезы. Дальше не смог сделать ни одного шага, упал в дым, на вытянутые руки, в голове помутилось, хотя сознание и не потерял. Вот только... окружавший меня мир куда-то исчез. Звуки, запахи... они тоже пропали. Время остановилось. Вокруг плыла какая-то чернота, точнее - темные полосы тумана, не сплошные, а именно лентами... гигантскими, словно облако, или наоборот - тонкими, как бантик первоклассницы. Чернота была разной глубины: от угольно - антрацитовой, беспросветной, до графитово - матовой, которая, на фоне остальных, казалась чуть ли не белоснежной. Полосы тумана переплетались между собой в некоей завораживающей игре, они плыли везде: спереди, сзади, сверху, снизу... что казалось совершенно противоестественным и, непонятно почему, каким-то мерзким, словно щупальца огромного кальмара, или каракатицы гипнотически увлекали за собой в этом нереальном танце. К горлу подкатила тошнота...

Внезапно, Мир вновь обрушил на меня свет, запахи и звуки.

Я опять находился в первом ряду между орками, которые поддерживали меня под руки. Самому стоять оказалось трудно, ноги подкашивались, дрожали, внутри ощущалась болезненная слабость и накатывающая приступами дурнота. Взгляд расплывался, но когда вновь увидел распятого Варбуна, зрение обрело прежнюю четкость. Казалось, с момента прыжка прошло всего пара - тройка секунд, поскольку на площадке ничего не изменилось...

Жук, переполз совсем недалеко... прекратил свои поиски, замер, поднялся на лапках...

А шанх Каджар издал пронзительный крик!

Тело орка изогнулось дугой, стянулись мышцы спины, затылок потянуло к пяткам, его затрясло, пальцы заскребли по земле, выдирая корни травы... и бывший прораб, пару раз дернувшись, затих. Блин! Как же так-то? Неужели все? Он погиб?

Навалилось какое-то странное оцепенение. Я, безмолвствуя, не шевелясь, наблюдал, как разрисованный шаман заливает все еще дымивший горшок водой, как убирает исполнившего свое дело жука в маленький коробок, как проверяет пульс на сонных артериях, как обрезает веревки распятия, как переворачивает Варбуна на спину, а тот безжизненно болтает головой... Грудь не поднималась, орк не дышал. Из его рта потекла тонкая струйка белой пены, вдобавок, расслабился мочевой пузырь, вымочив несвежую набедренную повязку.

Дальше... я не понимаю, что произошло. На меня накатила волна совершенно нереального блаженства. Не знаю... наверное, таким бывает наркоманский приход. Эйфория, веселость, яркие краски вокруг, почти болезненное наслаждение какой-то злой любовью... Удовольствие казалось близким к оргазмическому, но совершенно иное, не могу это объяснить. И хоть длилось оно несколько мгновений, похоже, впечаталось в мою подкорку намертво. Губы сами по себе расплылись в идиотской улыбке, совсем не подходящей к месту, к происходящим событиям. Лишь благодаря немалому усилию воли, мне удалось вернуть лицу прежнее выражение.

- Мертв! - объявил мелкий колдун, распрямляя спину и поднимая глаза на своего вождя.

Получив от толстяка ответ в виде полуприкрытых век, вновь наклонился, вытащил из своей поясной сумки похожий на кусачки агрегат, достал из ноздри орка последнее, самое толстое кольцо. А затем, скрестив ноги, уселся на голую землю и, остекленев взглядом, затянул какую-то гортанную горловую мелодию, чем-то похожую на песни тывинских акынов, извлекая из себя сразу три - четыре ноты.

Окружающие, как и я, стояли неподвижно, не выказывая никаких эмоций, не потрясали оружием, не подпрыгивали от радости при виде мертвого соперника, не хлопали друг дружку по плечам...

Прошла минута. Другая. Третья... Шаман умолк.

И тут случилось то, чего я никак не ожидал.

Варбун шанх Каджар дернул сначала одной ногой, потом другой, потом - двумя вместе...

"Посмертные судороги?" - мелькнула мысль. А затем... бедуин шумно, хрипло вздохнул, повернулся на бок, его скрутила судорога кашля, и, он открыл тусклые измученные глаза.

- Слава Малаху! - ликующе заорал шаман. - Он вернул душу своего сына обратно!

Внезапно все радостно загомонили, закричали, захлопали ладонями по бедрам, застучали ножнами ятаганов по бляхам поясов...

Я непонимающе переводил взгляд с одного на другого, уже совершенно ничего не соображая.

Вождь Бундал шанх Курмук поднял вверх руку, призывая окружающих к тишине. И когда вокруг него все более - менее затихло, провозгласил речь:

- Радуйтесь, воины Черной Лисы! Наш покровитель, Великий Малах аб Дубур, да звучит как Бык его Имя, дал нам нового брата, возвратив его с Тропы Мертвых! Варбун шанх Каджар умер, вы все видели. Но родился новый орк, и его рождение принимал наш достойнейший верховный шаман, и вы это тоже видели. Отныне, по воле Малаха, зваться этот орк будет Варбун шарх Манун, из Рода Черной Лисы! Шаман, одень пришедшему с Тропы Мертвых Кольцо Имени! А вечером будет пир! Я сказал!

Вокруг вновь радостно загомонили, мелкий курильщик мухоморов порылся в своей кошелке, достал оттуда новое кольцо и что-то вроде пассатижей, наклонился к находящемуся в прострации прорабу, вдел в ноздрю золотое украшение, и, окольцевал, расплющив его концы плоскогубцами, наверняка, чтоб не выпало. Потом помог бедуину сесть, взял из рук одного из стоявших рядом вояк здоровенный глиняный чан, вылив чуть не ведро воды на многострадальную голову ожившего непосредственного начальника.