Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

– Не стоит. Она тут явно не при делах, а о смерти вашего парня все равно вскоре узнали б.

– Да, но не застукали бы меня над его трупом! – злобно огрызнулся тот. Курт передернул плечами:

– Об этом не тревожься. Прикрою. По-моему, она толком и не поняла, кто здесь был, и единственное, что привлекло ее внимание, – мой Сигнум. Посему – давай-ка, делай отсюда ноги и не забудь, что я сказал: выясни, кто из твоих людей впервые узнал о Маусе в тот вечер.

– А у вас-то самого проблем не будет? Если вы понимаете, о чем я… – с сомнением осведомился Вурцель, и Курт нарочито широко улыбнулся:

– Я следователь с особыми полномочиями. В случае необходимости я и впрямь могу любого скрутить по рукам и ногам и порезать на клочки. В крайних ситуациях – даже местного обера. Но благодарю за заботу.

Хозяин пивнушки на его улыбку не ответил, вздрогнув, точно от холода, развернулся и поспешно вышел прочь.

Глава 13

Дом убитого Курт покидать не стал; вместе с Нессель, притихшей и безмолвной, он обошел остальные комнаты, исследовав жилище Мауса скорее для очистки совести, нежели и впрямь надеясь отыскать нечто полезное, и вышел на улицу, уже снаружи дождавшись явления магистратских следователей. Оба явившихся городских деятеля на изувеченное тело смотрели с заметным испугом, вопросы майстеру инквизитору задавали осторожно и явно опасаясь ляпнуть лишнее, и вскоре, перемежая речь извинениями и запинками, дозволили оному удалиться.

В комнату трактира Курт и Нессель вошли уже в глубоких сумерках; ведьма по-прежнему молча зажгла светильник на столе и, с заметным раздражением сорвав с головы крюзелер, швырнула его на табурет. Курт запер дверь на засов и, пройдя по всем комнатам, закрыл ставни; отстегнув кинжал, сунул его под подушку, меч пристроил в изголовье, а арбалет, вынув из чехла, – на стол.

– Не думаю, что сегодня нам что-то грозит, – пояснил он в ответ на пристальный взгляд ведьмы. – Но предпочитаю поостеречься. Паранойя губит куда реже, чем беспечность.

Нессель не ответила, лишь вздохнув и неопределенно поведя плечами, и Курт нахмурился, подойдя ближе и заглянув ей в лицо:

– Что с тобой? Тебя все это настолько напугало? Брось, я скорей всего преувеличиваю опасность, вряд ли он полезет в трактирную комнату, кем бы он ни был… Прости, что втянул тебя в свои дела.

– Я сама напросилась, – возразила ведьма тихо. – И меня мало волнует собственная судьба. Сегодня я поняла, что не уверена в судьбе дочери.

– В каком смысле?

– Ты сказал, что не оставишь меня ни на минуту, – тихо произнесла она, и Курт запнулся, не сразу найдясь с ответом. – Ты говорил, что глаз с меня не спустишь, а сам оставил одну. Он мог убить меня там, у этой двери, пока тебя не было рядом. Меня защитил какой-то головорез, а не ты.

– Я понимаю, – осторожно подбирая слова, ответил Курт, наконец. – Но пойми и ты: я должен был войти и узнать, что происходит, и я не мог потащить с собою тебя – ты помешала бы мне и оказалась бы в опасности сама. Да, я виноват в том, что упустил его, не сумел задержать еще там, в доме…

– Ты просто пробежал мимо меня, – все так же тихо, но напряженно сказала Нессель. – Ты не остановился, чтобы узнать, почему я закричала, – просто испугавшись или потому, что он меня ранил.

– Я успел увидеть, что с тобой все в порядке.

– Ты видел меня спереди, – возразила Нессель. – А если бы он ранил меня в спину?

– И ты не хотела бы, чтобы я поймал того, кто сделал бы это? – так же тихо спросил он. – Ты хотела бы, чтобы я бросил преследование и… Что я должен был сделать, по-твоему?

– Я не знаю, – обессиленно выговорила ведьма. – Я понимаю, что ты исполнял свой долг, и ты должен был делать то, что делал. Я и раньше знала, понимала, что иначе ты и не можешь, иначе не умеешь и уметь не хочешь, и я не могу упрекать тебя за это. Но теперь – теперь я это увидела и почувствовала. И я не знаю, что думать… если со мной что-то случится – я не уверена, что ты не бросишь поиски Альты, что отнесешься серьезно не к тому, чтобы поймать своего старого врага, а чтобы освободить мою дочь. Что ты не пробежишь мимо нее так же, как мимо меня сегодня, бросив ее, быть может, в опасности.

– Я обещал, что…

– … что сделаешь все возможное, – перебила Нессель, – я помню. Это очень хорошо сказано, потому что твое возможное – это все, что остается за пределами твоей службы. Те остатки тебя, что не заняты твоим долгом, – это и есть все то, что ты можешь отдать другим. И даже себе ты ничего не оставил.

Курт помолчал, глядя в ее осунувшееся за этот вечер лицо, и, наконец, произнес, все так же аккуратно, точно острые бритвы, подбирая слова:

– Я не могу иначе. Здесь ты права. Но зато все, что от моей службы останется, – оно все твое в этот раз. Что ты хочешь, чтобы я пообещал? Что для тебя и твоей дочери сделаю исключение?

– А ты можешь дать такое обещание? – спросила Нессель и, помедлив, уточнила: – Не солгав при этом?

Он не ответил, по-прежнему глядя ей в лицо и понимая, что любую ложь эта женщина увидит сейчас, поймет, почувствует, да и нет никакого желания эту ложь произносить…

– Значит, Альте конец, – чуть слышно подытожила ведьма, обреченно опустив голову.

– Я сделаю все возможное, – произнес он твердо и, шагнув к Нессель, обнял ее, прижав к себе и повторив с расстановкой: – Всё. Возможное. Поверь. Даже если это будет стоить мне жизни… в конце концов, эта самая жизнь и так взята у тебя в долг, посему это будет честно.

– Я не хочу ценой твоей жизни, – глухо вымолвила та, вжавшись в его грудь лицом. – Ничьей жизни. Я просто хочу, чтобы мне вернули дочь. Неужели я так много прошу? Неужели я столько зла совершила в своей жизни, что меня надо было карать именно так? – Нессель подняла голову, требовательно взглянув в его лицо и явно всеми силами удерживаясь от того, чтобы заплакать. – Ты, инквизитор, скажи мне – чем я заслужила это? Что такого сделала, какой грех?

– Ничего, – возразил Курт негромко. – Будь все человечество хоть вполовину так же благочестиво, как ты, – и в раю не осталось бы места для людских душ. Таких страданий ты не заслужила ничем, и происходящее с Альтой и тобой – несправедливо. Почему так случилось? Я не знаю. Потому что случилось. Потому что люди злы и подлы, и человеческую низость не интересуют твои добродетели. Потому что справедливости не существует, а милосердие – красивая сказка.

– Это жестоко, говорить мне такое…

– Ты бы предпочла, чтоб я стал вещать тебе о Провидении и Господней воле? Мнится мне, с таким ответом ты послала бы меня так далеко, что я к утру еще был бы в пути… Несчастья случаются, – видя в глазах ведьмы уже не скрываемые слезы, произнес он медленно, с нажимом на каждом слове. – Случаются беды. Трагедии. Потери и горе. Люди приносят их – и люди же полагают им предел.