Александр Прозоров - Слово воина
– Так сталь-то дрянь, – махнул рукой воевода. – Откуда у хазар-то железо нормальное?
– А мы проверим… – Уж в чем-чем, а в качестве и обработке стали Середину лапшу на уши можно было не вешать. Он прошелся по двору, подобрал камушек граммов на сто, взял из рук Дубовея хазарский клинок, с силой ударил по краю лезвия. Потом еще и еще, в разных местах: – Видишь, воевода, какая искра летит? Искра желтая, высекается всего две-три штуки, летят далеко. А у низкоуглеродистой, плохой стали искры красные, высекаются сразу снопами, гаснут почти сразу. Хочешь попробовать?
– Ладно, – смирился Дубовей, – не самые плохие мечи. По две гривны кун согласен взять.
– Ты чего, воевода? – даже рассмеялся Середин. – Меч всего вдвое дороже ножа ценишь? Гривну давай!
– Гривну за новый платить можно, – покачал головой воевода, честно защищая хозяйские интересы. – А эти, сам понимаешь, уже не одну сечу прошли, выщербленные все, с пятнами. Три гривны кун дам, а более смысла нет. По рукам?
– По рукам, – согласился Олег, мысленно напомнив себе, что собирался не разбогатеть на добыче, а всего лишь избавиться от нее.
– Луки, стрелы… Гривну за все. Луки дрянь, из сердцевины клена, более, нежели на сто саженей, бить не способные. Можешь и не говорить ничего.
– По лукам я не мастак, – пожал плечами Середин.
– Та-ак, деньга, деньга, пять гривен кун, – принялся, тыкая пальцем, пересчитывать покупки Дубовей, – еще пятнадцать на три, еще гривна… Шесть, семь. Получаем семь гривен. Кони по полгривны, это уже двенадцать, все идет за полцены. Всего шесть гривен на круг. Согласен?
– Нормально… – кивнул Олег, с трудом скрывая довольную улыбку. Со здешними деньгами он немного познакомиться уже успел и прекрасно представлял, что шесть гривен – это заметно больше килограмма серебра. Притом, горсти монет граммов на двести вполне хватит, чтобы купить дом с печкой и припасы на зиму, если ему не удастся разобраться с заклинанием до морозов.
Ведун вслед за Дубовеем поднялся на второй этаж, где в одной из комнат каменного низа детинца хранилась за двумя дверьми и под охраной двух ратников княжеская казна. Воевода, – отперев один из сундуков, достал маленький мешочек, потом точно такой же из другого.
– Пять гривен золотом, одна серебром, – пояснил он. – Ну что, купец, пойдем, выпьем во имя Макоши?
– Я не купец, – буркнул Олег, пряча в поясную сумку кошельки.
– Стало быть, пить не станешь? – широко улыбнулся воин.
– Стану! – на этот раз голос ведуна прозвучал уже не так недовольно.
Мужчины поднялись во вчерашнюю горницу на самом верху. Помещение на этот раз оказалось совершенно пустым.
– Знал бы жрец византийский, на чем так сиживать любит, – подошел к креслу в углу воевода, поднял повыше сиденье, достал оттуда кувшин, две широкие чаши из толстого розового стекла.
– Ого! – принял Середин в руки тяжелое полупрозрачное изделие. – Откуда такая штука?
– Египетские! – с гордостью сообщил Дубовей, наливая темно-красное тягучее вино. – Еще прадед князя девять штук из похода привез. Правда, три ужо раскололись по неосторожности.
– А тварь эта с крестом на брюхе откуда в вашем городе взялась?
– Тоже прадед постарался, – вздохнул воевода. – За год до смерти своей Ратослав с князьями Ростовским и Киевским на Царьград ходили с удачею и помимо добычи славной невольников много привели. Аккурат тогда князь стены новые поднимать решил и каменщиков со всех сторон земли нашей к себе созвал. Вот и царьградцев тоже на работы поставил. Они все богу недужному молились, что сам себя защитить не смог и других к тому же призывает. Хотели даже храм в его честь срубить, однако князь позор такой запретил. Как работу невольники сделали, так уходить от здешней сытой жизни не захотели, осели здесь же, ремеслами разными занялись. А коли звал кто – так и делом каменным промышляли. Покорность и благочиние подданных новых князю новому, Оскару Ратославичу, зело понравились, а посему дозволил он им жреца ученого себе из Царьграда выписать. Тот приехал, да не един, с послушниками многими. Стали по селениям окрестным ходить, к вере своей позорной смердов склонять. Князь не препятствовал, потому как бунтарский дух в мужиках утихомирить хотел. Вот и утихомирил до того, что сам без тризны остался. Сынок его, ако собаку дохлую, в землю позорно закопал, расставание справить по чести не дозволил. Уболтал царьградец князя нашего. Обычаи предков отринуть уговорил, от имени честного отказаться заставил. Новое дал, Гавриил… Тьфу, вымолвить противно. Давай, Олег, за деда нашего могучего, сотворившего небо, и землю, и богов, и предков наших, за Сварога великого выпьем. Пусть множится слава его и сила делами нашими и победами.
Воевода отошел к приоткрытому окну, выплеснул наружу чуток вина, выпил. Середин тоже подступил к окну и ахнул от открывшегося вида, ранее размытого неровными слюдяными пластинами. Чуть ли не от самого подножия детинца начиналась широкая водная гладь, уходящая в обе стороны далеко за горизонт. Напротив, на том берегу, шелестела листвой огромная дубрава, за которой, на удалении нескольких километров, выглядывали остроконечные макушки елей. На реке покачивалось немалое количество рыбацких лодок, к причалам подходили глубоко сидящие ладьи.
Олег понял, что при таких условиях хазарскую осаду город сможет держать не то что годами – столетиями. Разве только с казной князь сильно попадет, потому как дани собирать степняки ему не дадут. Впрочем, крестьяне его все едино от разорения разбегутся – лишь бы в неволю не попали. Ну, и хлеб с мясом дорогие будут. Своего-то, с крестьянских полей, толком не доставить. А тот, что издалека привезен, – совсем других денег стоит.
– Что же ты, воевода, – чинно отлив на долю богов немного вина, спросил Олег: – про князя не самые добрые слова говоришь, а служить продолжаешь?
– А как иначе? Здесь я родился, здесь вырос. За родные стены, крады и требища отцовские и погибнуть не жалко. Я ведь не варяг какой-нибудь, за золото кровь свою продавать. Опять же, отцу князя у одра смертного я верность сыну поклялся сохранить. А слово даденное, сам понимаешь, назад уже не возвернуть.
– Это да, – вздохнул Середин и в несколько глотков допил терпкий, сдобренный пряностями, напиток. – Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
– Как сказываешь? – оживился воевода. – Не воробей? Хорошо заметил. Запомнить присказку надобно.
– Язык мой – враг мой, – усмехнулся Олег. – Тоже запомнить можешь.
– Иное слово пуще дубины, – в свою очередь высказался Дубовей. – Мал язык, да человеком ворочает.
– Блудлив язык, что кошка. Он ляпнет, а добру молодцу расхлебывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});