Бекка Фитцпатрик - Крещендо

Я нашла фонарик под кроватью и положила его в передний карман ветровки. Когда я собиралась подняться, дневник Марси попался мне на глаза. Он лежал поперёк стоящих рядком книг на моей книжной полке. Я поразмышляла какое-то мгновение, чувствуя, как совесть прожигает во мне дыру. Отгоняя эти мысли, я со вздохом засунула дневник в карман с фонариком и поднялась на ноги.

Пройдя милю, разделявшую фермерский дом от улицы Бич, пешком, я села на автобус до улицы Херинг. Прошла ещё три квартала до улицы Кит, заскочила в автобус и доехала до улицы Клементин, затем поднялась по извилистому живописному холму, ведущему к кварталу Марси, на редкость пафосному для Колдуотера. Запах свежескошенной травы и гортензий повис в вечернем воздухе, а машин на дорогах не существовало вовсе. Автомобили были аккуратно спрятаны в гаражи, от чего улицы казались шире и чище. Окна белых домов в колониальном стиле отражали яркий свет медленно заходящего солнца, и я представила, как за шторами собираются семьи для совместного позднего ужина. Я закусила губу, поражённая внезапным наплывом безутешной тоски. Моя семья больше никогда не соберётся за одним столом. Три раза в неделю я ужинала в одиночестве или у Ви. Другие четыре вечера, когда мама была дома, мы обычно ели с подносов, сидя у телевизора. Из-за Патча.

Я повернула на улицу Бренчли, считая дома в обратном порядке до дома Марси. Ее красная Тойота Форанер была припаркована на подъездной дорожке, но я знала, что дома её нет. Патч на Джипе повёз её в кино. Я пересекала лужайку, собираясь оставить дневник на крыльце, когда открылась входная дверь.

Судя по перекинутой через плечо сумке и ключам в руке, Марси точно собиралась уходить. Но, увидев меня, она замерла в дверном проёме. — Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Я раскрыла рот, но целых три секунды прошло прежде, чем я вымолвила слова. — Я… я не думала, что ты дома.

Она сузила глаза. — Ну, я дома.

— Я думал ты… и Патч… — я едва могла связать пару слов.

Дневник был у меня в руках, на самом виду. В любую минуту Марси заметит его.

— Он все отменил, — рявкнула она на меня, как будто я была этому причиной.

Я её почти не слышала. С минуты на минуту она увидит дневник. Как никогда раньше я хотела вернуться на время назад. Я должна была подумать об этом прежде, чем прийти сюда. Я должна была просчитать вероятность того, что она будет дома. Я нервно оглянулась назад, уставившись на улицу, как будто это каким-то образом могло меня спасти.

Марси тяжело дышала, через зубы выдувая воздух. — Что ты делаешь с моим дневником?

Я обернулась, мои щёки пылали.

Она спустилась с крыльца. Вырвала у меня дневник и машинально прижала его к груди. — Ты… ты взяла его?

Мои руки бесполезно опустились. — На твоей вечеринке, — я покачала головой. — Это было глупо. Мне жаль…

— Ты читала его? — требовательно спросила она.

— Нет.

— Лгунья, — она усмехнулась. — Ты читала его, не так ли? Кто бы не стал? Ненавижу тебя! Неужели твоя жизнь такая скучная, что тебе приходиться совать свой нос в мою? Ты прочитала его весь, или только то, что о тебе?

Я собиралась с пеной у рта отрицать, что вообще открывала его, когда слова Марси заставили мои мысли остановиться и вернуться назад. — Обо мне? Что ты написала обо мне?

Она швырнула дневник на крыльцо за собой, затем выпрямилась и расправила плечи.

— А чего я беспокоюсь? — сказала она, скрестив руки на груди и пристально глядя на меня. — Теперь ты знаешь правду. И каково это — узнать, что твоя мать спит с чужими мужьями?

Мой недоверчивый смешок был переполнен злости. — Извини?

— Ты действительно думаешь, что твоей мамы нет в городе все эти ночи? Ха!

Я скопировала позу Марси. — Вообще-то, да.

На что она намекает?

— Тогда почему одну ночь в неделю её машина припаркована в конце улицы?

— Ты её с кем-то перепутала, — сказал я, чувствуя, как во мне вскипает ярость.

Я была уверена, что теперь точно знаю, к чему клонит Марси. Как она смела обвинять мою маму в том, что у неё была интимная связь? И именно с её отцом. Даже если бы он был последним мужчиной на планете, моя мама никогда бы не связалась с ним. Я ненавидела Марси, и моя мама знала это. Она не спала с отцом Марси. Она никогда бы со мной так не поступила. Она никогда не поступила бы так с моим отцом. Никогда.

— Бежевый Таурус, номерной знак X4I24? — Голос Марси был ледяным.

— Ты просто знаешь номер её машины, — сказала я спустя секунду, пытаясь игнорировать сосущее чувство у себя в груди. — Это ничего не доказывает.

— Проснись, Нора. Наши родители знакомы еще со старших классов. Твоя мама и мой отец. Они были вместе.

Я помотала головой. — Это ложь. Моя мама никогда ничего не говорила о твоём отце.

— Потому что она не хочет, чтобы ты знала. — Её глаза сверкнули. — Потому что она всё ещё с ним. Она — его маленький грязный секрет.

Я трясла головой всё сильнее, чувствуя себя сломанной куклой. — Может, они и были знакомы в старших классах, но это было сто лет назад, до того как мама встретила моего отца. Ты её с кем-то перепутала. Ты видела в конце улицы машину кого-то другого. Когда её нет дома, она за пределами города, на работе.

— Я видела их вместе, Нора. Это была она, так что даже не пытайся придумывать для неё оправдание. В тот день, когда я оставила надпись аэрозольной краской на твоём шкафчике, я и узнала об этом. И то сообщение было для твоей матери. Ты этого не поняла? — ее голос превратился в отвратительное шипение. — Они спали вместе. Они делали это все эти годы. А это значит, что мой отец может быть и твоим отцом. И ты можешь быть моей… сестрой.

Слова Марси обрушились как лезвие между нами.

Я обхватила себя руками вокруг талии и развернулась, чувствуя приступ тошноты. Слёзы заполнили моё горло, обжигая заднюю часть моего носа. Без слов, я неуклюже спустилась вниз по дорожке Марси. Я думала, она может кричать что-то ещё более ужасное мне в спину, но нельзя было придумать ничего более ужасного чем то, что она уже сказала.

Я, должно быть, дошла пешком обратно до Клементин, миновала автобусную остановку, парк и городской бассейн. Так как следующее, что я помню, как сижу на скамейке, на газоне перед публичной библиотекой. Свет от уличного фонаря конусом падал на меня. Ночь была тёплой, но я прижала свои колени к груди, моё тело пробирала дрожь. Мои мысли были водоворотом навязчивых догадок.