Империя людей. книга 2 - Вадим Бурденя
Ромео уселся рядом с Джульеттой.
По итогам этого отступления триста первый полк прекратил своё существование, его остатки влились в четыреста двенадцатый, хотя и с учётом этого полком их подразделение назвать было трудно. Людей катастрофически не хватало. Было уже совершенно ясно, что война проиграна, сопротивление бесполезно, но сдаваться никто не собирался. Лучше умереть в бою, чем на жертвенном алтаре или стать безмозглым фанатиком. Площадь контролируемой Сопротивлением территории становилась всё меньше и меньше. Помощи ждать было неоткуда, да её и не ждали. Жили одним днём, радовались каждой смерти врага и редкими моментами отдыха.
- Что ты смотришь? – агрессивно спросила Джульетта у лежащего рядом Ромео, после того как использовала технику, исключающую возможную беременность. - Я не собираюсь рожать. Не хочу, чтобы мой ребёнок мучился и страдал и закончил жизнь на алтаре.
Ромео привлёк девушку к себе, очень нежно поцеловал, сначала в губы, потом в уголки глаз, в которых начали блестеть слёзы.
- Ты знаешь, Феррери, наверное то, что я испытываю к тебе, можно назвать любовью…
Джульетта отвернулась, но при этом постаралась посильней прижаться спиной к Ромео:
- Каррера, какая к бездне любовь. У тебя так до сих пор и не выветрилась из головы вся та романтическая чепуха, которой ты начитался в детстве? Как был всю жизнь мямлей, так мямлей и остался. Вспомни учебку, только и мог, что тайком пялиться на мой зад и вздыхать, мне пришлось самой проявлять инициативу. Нет, когда дело касается боя, то ты упёртый, хладнокровный, быстро принимающий жёсткие и даже жестокие решения бессердечный пёс войны, но как только оказываешься подальше от передовой, то всё - сопли на кулак, какие-то сомнения, терзания, а ещё эта твоя любовь, уси-пуси. Хотя трахаться с тобой классно. И мне нравится, что ты можешь быть таким нежным, а ещё обалденно целуешься, научился же где-то, сволочь… Ай, всё, отвали от меня.
Ромео улыбался, обнимал и прижимал Джульетту к себе крепче.
- Капитан, иди принимай пополнение. – вызвал к себе в штаб полковник Сарагат Карреру. – И не кривись. Я тоже был бы не против, если бы прислали пару взводов одарённых высшей категории, но выбирать не из чего. Хорошо хоть кто-то идёт добровольцем, некоторые даже вот прямо с улиц приходят, без учебных курсов. Обучишь, чему сможешь, на месте. Люди готовы умереть за право жить в том мире, который построили они сами и их предки, это достойно уважения, хотя, может они и не понимают, что могут только умереть. Ничего другого нас не ждёт.
Ромео направился на площадку перед переделанной из какой-то гостиницы казармой, в которой размещалась и его рота. Строй новобранцев был совершенно жиденьким, человек десять. Те, кто прошёл учебные курсы, ещё пытались встать ровно в линию, остальные стояли как попало. Он молча остановился перед ними, разглядывая новых бойцов своей роты, большинство из которых не проживёт и месяца. Особенно выделялась группка из трёх человек, они очень тесно стояли рядом друг с другом, прижимались плечами, будто ища поддержки у соседа. Видно, что гражданские и, судя по одежде, не проходившие обучающие военные курсы. Первым стоял мужчина, лет тридцати-тридцати пяти. Ничего необычного, простой мужик, которых миллиарды…, раньше было миллиарды. Эта война, наверное, уже забрала больше половины населения Верде, особенно мужской его части, как и мужчин других планет. Хотя что-то необычное в нём всё-таки было, он совсем не ощущался одарённым, даже на десятую категорию не тянул. Вот просто пустое место. Слева от него стояла высокая, юная, практически ребёнок, блондинка, очень красивая, вот просто нереально красивая: правильные, можно даже сказать безукоризненные черты лица, длинные ноги, тонкая талия, грудь, на которую нельзя было не обратить внимание, а ещё глаза. Ослепительно зелёные глаза, в которых, казалось, можно было утонуть, раствориться. Девушка, по ощущениям, была слабенькой одарённой, категории так девятой-десятой. С трудом Ромео оторвал от неё взгляд и перевёл его на замыкающего эту троицу парня. Вот тут он был ошеломлён: молодой человек, тоже практически ребёнок лет восемнадцати-девятнадцати, горой возвышался над своей соседкой, несмотря на то, что и она была высокой. Впечатляла ширина грудной клетки и толщина рук, а вот его сила не поражала, он вообще с трудом почувствовал какие-то отголоски, парню вряд ли бы присвоили и десятую категорию. А ещё этот большой мальчик улыбался, какой-то нездоровой, безумной улыбкой.
Молчание затягивалось, все десять пар глаз были сосредоточены на капитане. Правильные, умные речи он говорить не умел, да и что он им мог сказать. А когда Ромео не знал, что говорить, он либо молчал, либо говорил правду:
- Я капитан Каррера, Ромео Каррера, можете обращаться ко мне просто капитан. Вижу, что многие из вас обычные гражданские, возможно, не понимающие и не представляющие, что это за война. Это война на полное уничтожение, без жалости, снисхождения к побеждённым, а побеждённые это мы. Да, мы уже проиграли, пощады нам не будет. У тех, кто является слабо одарённым, шанс остаться живым есть, стать рабом, но продолжить жить. Поэтому я дам вам возможность уйти сейчас, сохранить свои жизни. Если вы возьмёте в свои руки оружие, обратного пути уже не будет. Кто не готов умирать – выйти из строя. – он внимательно начал вглядываться в глаза каждого.
Никто не дрогнул, не вышел, некоторые отводили взгляды, но продолжали стоять, улыбка на лице здоровяка стала ещё безумней, казалось, в его глазах пылал живой огонь. Этот взгляд сумасшедшего не выдержал уже сам Ромео.
- Я рад. Если бы лет десять назад мы все встали в строй, дали дружный отпор этой мерзости, то победа была бы за нами. Но чего говорить о том, что уже не может произойти. Повторюсь, мы проиграли. На наших планетах хозяйничают прихлебатели этих божков, обычные люди низведены до уровня скота, никто и не думает обращать внимание на то, что делают служки с женщинами и детьми, им дозволено всё: самое гнусное и извращённое насилие, пытки, истязания. О жертвоприношениях и говорить не стоит, настолько это обыденная и повседневная вещь в новой реальности. Мы можем только сделать так, чтобы твари заплатили как можно большую цену. И для этого, в первую очередь, нужно уничтожить всю жалость, и к себе и к
