Превзойти себя самого. Том 1 (СИ) - Эльза Фа
Неосознанно Цайхуа обернулась. Взору предстала крепкая мужская спина, ничем не прикрытая, с прилипшими к ней прядями мокрых волос. Резкие тени очерчивали каждую мышцу, влажно блестевшую в свете свечи, широкие плечи плавно вздымались и опускались подобно могучим прибрежным волнам. Это тело, излучавшее столь притягательную природную силу, вполне могло считаться прекрасным, если бы не одно но:
— Откуда у тебя синяки?
Вся спина юноши была усеяна багровыми отметинами, неестественно выделявшимися на его бледной коже. Казалось, будто посреди снежного поля вдруг расцвели дикие маки. Нежданные и приносящие боль.
Чэньсин быстро накинул верхние одежды Лу Цайхуа, оказавшиеся ему слишком тесными, и, так и не сумев плотно запахнуть полы рубахи, сухо ответил:
— Лунху Ифэй запретил мне сражаться с участниками испытания. Ради тебя я нарушил запрет, за что и получил от него пару палок.
Сунув в руки Лу Цайхуа свои мокрые одеяния, он с мрачной улыбкой добавил:
— Ты всё ещё должна мне. Поэтому, будь добра, высуши это и принеси рано утром.
Сказал, как отрезал. И, небрежно хлопнув дверью, вышел из хижины.
***
Ученики были слишком очарованы фейерверком, чтобы обратить внимание на неизвестно откуда взявшегося в их рядах небритого мужчину в поношенной, местами прожжённой одежде. Тем не менее все, кто всё же заметил его и узнал, спешили поднять руки в приветственном жесте и глубоко ему поклониться. Мужчина легко кивал головой и, не отрывая взгляда от женской фигуры, сидящей вдали под раскидистым деревом, продолжал пробираться через толпу. Искры тревоги мерцали в зелёных, цвета бамбуковых листьев глазах. И эта тревога усилилась, когда женщина в белом, заметив его, бросила на землю его единственный меч.
Оружие бесшумно упало в траву, сама Тай Циньюэ, что есть сил, побежала. От далёкого прошлого, от мужчины, которого она уже не ждала, и прежде всего от себя. Маска, защищавшая её от внешнего мира, вдруг покрылась сеточкой трещин, и сердце заполнил всепоглощающий страх.
— Циньюэ!
Как быстро бы она ни бежала, он постоянно её догонял. Как бы хорошо Тай Циньюэ ни пряталась, Мао Синдоу всегда её находил. И, стоило ей о нём позабыть, как он снова напоминал о себе, втаптывал в грязь её самолюбие. Рядом с ним она становилась той самой маленькой девочкой, брошенной всеми и не умевшей скрывать свои чувства. А ещё она всей душой ненавидела Мао Синдоу за то, что спустя столько лет он не понял, чего она действительно хочет.
— Циньюэ! — мужчина схватил её за руку.
Закутанный в поношенный плащ из холстины, с волнистыми волосами, свободно струящимися по широкой спине, с выражением невыносимых страданий на лице, всё ещё мужественном, но болезненно бледном, рядом с ней он был похож на крестьянина, отчаянно молившего богиню о помощи. И она, эта богиня, холодная и неприступная, точно ледяная скала, не удостоила его даже взглядом.
— Я люблю тебя.
Три тихих слова растворились в шёпоте листьев, обжигающе горячей волной пронеслись по кронам деревьев и, достигнув самой вершины Тайшань, ударили молнией прямо в сердце Циньюэ.
— Я сделал всё возможное, чтобы стать достойным тебя. Я стал бессмертным и главой школы Каймин. Я один, без меча и духовной энергии, прошёл тысячи ли до Тайшань, — взволнованно продолжил Синдоу. — Неужели после всего, что я сделал, я всё ещё не достоин тебя? Кто тогда тебе нужен? Если я и правда тебе безразличен, почему ты хранила мой меч? Циньюэ, если я недостаточно хорош для тебя, я готов на сто лет уйти в медитацию, чтобы стать небожителем. Тогда ты…
— Хватит! — женщина не заметила, как её голос сорвался на крик. — Замолчи, пока я тебя не ударила!
Ей совершенно не было дела, насколько Синдоу силён, является ли главой школы Каймин или простым просветлённым. Однако он ещё с юности вдолбил себе в голову, что должен стать достойным бессмертным, бесстрашным главой школы Каймин, способным всех превзойти. Всякий раз, когда сердце Циньюэ было готово открыться, он исчезал из её жизни на долгие годы. Обещал любить вечно, а после бросал, оставляя одну в полной растерянности. Всё, что ей оставалось: думать, что он выбрал себя и своё совершенствование.
Тай Циньюэ надела самую холодную маску из всех, что ей были доступны и, повернувшись к нему, прошептала:
— Ты правда не понял?
Ночной ветер неожиданно обернулся шквалом эмоций, праздник влюблённых превратился в настоящий кошмар. Чем дольше она продолжала смотреть в эти глаза, полные любовной тоски, чем крепче сжимал он её дрожащую руку, тем больший гнев заполнял её изнури. Она не представляла, что творится в голове у Мао Синдоу, и если б это напрямую её не касалось, ей было бы всё равно.
Выдержка, которой гордилась Циньюэ, маска безразличия, приросшая с годами к лицу, ледяная стена, защищавшая от боли этого мира — всё рядом с Синдоу осыпалось горсткой тёплого пепла, сгорало в пламени его всепоглощающих чувств.
Рядом с ним она становилась собой. Ощущать себя слабой было противно, и если б он это заметил, если бы только увидел, как страшно ей снимать маску, обнажать перед ним свою душу, всё бы сложилось иначе. Но он всегда уходил. Сдирал с неё заживо кожу и, забыв обо всех обещаниях, исчезал, как последние лучики солнца перед наступлением ночи.
— Ты правда не понял, что меня не волнует, кто ты?
Возводить новую защитную стену намного сложнее, когда сердце ещё не оправилось от кровоточащих ранений. И всё же ей удавалось относительно быстро нацепить очередную безликую маску, стать холоднее, чем прежде, давить на корню все эмоции. Бессмертная поклялась, что больше никогда не позволит ему так с собой поступить. Ни за что не откроется, не повторит той ошибки, когда она, беззащитная, в момент собственной слабости получила жестокий удар.
Мао Синдоу и правда не понял, насколько ей больно. И боль, что копилась годами, прямо сейчас обернулась потоком пылающей лавы. Ещё пару мгновений, и от защиты Циньюэ ничего не останется.
— Решил доказать свои чувства и поэтому бросил меня?! — из глаз неожиданно брызнули слёзы. — Ты…
Мужчина ошарашенно смотрел на ту женщину, которую долгие годы безуспешно пытался понять. Непостижимая богиня, всегда его отвергавшая, предстала перед ним в совершенно иной ипостаси. Дрожащая и плачущая, словно ребёнок, она наконец-то раскрыла перед ним своё настоящее «Я», позволила ему ощутить всю свою боль.
Просветлённая хотела сказать что-то ещё, однако Мао Синдоу просто не дал ей этого сделать. Притянув Циньюэ к себе, он накрыл её губы своими. В этот поцелуй, нежный и чувственный, столь желанный
