Голубиная книга 2 (СИ) - Ирина Боброва
— И ты прощай, Горыныч!!! — Прокричал вслед Потап.
Но змей ничего не ответил, он изо всех сил махал крыльями, спешил к семье, в хрустальный дворец. Вовремя поспел, Скарапея, не разобравшись, с голодухи едва Кощея не съела. Бессмертный зрением слаб, поначалу решил, что Горыныч вернулся, и ну выговаривать:
— Да кого ж ты шляешься, кого колобродишь, аки неприкаянная земноводная? Дворцовый который день подряд обеды да завтраки с ужинами готовит, тебя ожидаючи. Сколько продуктов извёл — не вышепчешь! Всё в Городище на скотные дворы пошло, не жисть, а сплошное разорение! Так ежели продолжаться будет, то по миру пойдём. Того гляди, мне на стол обеденный ложиться придётся за — вместо главного кушанья!
Ну, Кощей — то понятно, к совести Горынычевой взывал, змей домовыми воспитывался, среди людей рос, и не пустой звук для трёхголового воспитанника бережливость и совестливость. А у Скарапеи совести отродясь не было, она и знать не знала, что это за штука такая. Что сам на стол ляжет, Кощей, понятное дело, пошутил, но к шутке свести не получилось — с юмором у трёхголовой невесты ещё хуже оказалось, чем с совестью. Она слова дядьки Кощея буквально восприняла.
— Да зачем такие хлопоты, дорогой? Не надо на стол ложиться, мы к сервировкам привычки благородной не имеем. Мы тебя так съедим, прям на полу! — И три пасти разинула.
Тут Дворцовый из — под лавки вынырнул, да как закричит:
— Караул! Шпиёны вражеские в родном доме диверсию устроили! Натурально пожиранием грозят! Ой, да посмотрите люди добрые сквозь стены хрустальные, ить ужо преступления супротив личности происходят, на виду у всех совершаются!
Вот росточку в Дворцовом с локоток, а голос звонкий да тонкий, будто комар зудит. Хлопнула Скарапея лапой раз, другой, да попасть в мелкого хозяина хрустального дворца не так просто: тот вертляв да непоседлив, и минуты на месте не стоит.
— А ну пусти Кощея! — Кричит Дворцовый, да только без толку — змея уж Бессмертного над полом подняла и примеривается, в какую пасть запихать. — Пусти, вражина, не то плохо будет!
— Действительно, плохо будет, дядька Кощей шибко костляв, — послышалось шипение позади Скарапеи, — так и подавиться недолго. Вот у папеньки нашего Дворцового уж и стол накрыт, так там пироги с дичью дюже мягкие да скуснаи!
Оглянулась Скоропея, и видит: змеёныш трёхголовый в дверях стоит, глазёнки на неё выпучил, а позади него стол накрытый, яствами ломится! Змеиня к столу кинулась, но будто споткнулась, услышав вопрос:
— А ты моя мама?
Что уж там, в душе Скарапеи повернулось — не ведомо. Змеиная душа, она вообще для человеческого вразумения потёмки. Но только позабыла змея о том, что голодна, Горышу лапами обняла, а у самой из глаз слёзы катятся.
— Мама… — прошипела она в три голоса. — Это звучит гордо!
Тут и змей Горыныч подоспел. Влетел в распахнутое окно, узрел картину семейную, и до того расчувствовался, что сам едва не расплакался. Но — решение принято, а значит, и в исполнение приводить надо немедленно. Примета верная — ежели сразу не сделалать, то в другой раз не получится, удачи не будет, либо дорога закроется, а то и вообще обстоятельства переменятся.
— Ну что, за стол, плотно кушаем и на вылет! — скомандовал Старшой.
Возражений против такого предложения не было. Дворцовый, правда, нахмурился, да решил за едой серьёзные вопросы не поднимать, подумав, что на сытый желудок и разговор обстоятельней складывается, и взаимопонимание быстрее достигается. Стол в хрустальном дворце огромный, и накрыт, словно пир горой собрались устраивать. Изобилье такое, что глаз не отвести! Чего только нет: дичь печёная горами, пироги корзинами, грибы бочонками, мёд бочечками, молоко в вёдрах, квас в бадьях. Оно и понятно, для Горынычей, что старшего, что младшего, людской посуды не напасёшься. У каждого по три пасти, а тут ещё гостья той же породы!
— От ить как! Нашёл, значится, себе жену? — Деликатно начал маленький домовой, когда воспитанники и гостья утолили первый голод. — Тепериче остепенишься и по миру шастать прекратишь, аки беспризорник ничейный, — Дворцовый прекрасно слышал, что сказал Горыныч, прежде, чем приступить к обеду. Но для себя решил, что ослышался, а если не ослышался, то никаких «вылетов» из родного дома он не допустит. — И то хорошо, — сказал Дворцовый, стараясь выглядеть спокойным. У него это плохо получалось: дёргал жиденькую бородёнку, взмахивал руками, не мог усидеть на месте, вскакивал то и дело. — И даже преотлично складывается, потому как буду я спокойствие цельными днями испытывать, ить больше волноваться мне не зачем будет!
— Оно так, батюшка, — ответил Старшой и, переглянувшись с братьями, добавил:
— Собирайся! И ты, дядька Кощей, тоже. Улетаем мы нынче.
— Куда энта, ежели не секрет? — Подал голос Кощей. Он, как из Скарапеиной пасти вырвался, так за занавеску сбежал. Пока змеи обедали, к столу так и не вышел, хоть и Горыныч, и Дворцовый приглашали вместе отобедать.
— Спасибочки большое, но я уж единожды помирал, другоряд не собираюсь! — Смерти долгожитель боялся пуще огня: один раз побывав в бестелесном состоянии, он сделал соответствующие выводы, и впредь соблюдал предосторожность, не ввязываясь по собственной инициативе в опасные ситуации. Но и совсем не уходил с трапезной: любопытство одолело, узнать захотелось, о чём речь за столом пойдёт и откуда жена для Горыныча взялась. — А куда это путь предстоит? Куда нас с дома родного сманиваешь?
— В Крокодильеры, всем семейством отбудем! Жизнь там начнём новую, дюже счастливую!
— Ага, мысль преумная, щас кинусь манатки собирать! — Фыркнул Бессмертный. — А какому псу мы там под хвост нужны? А? Нет, Дворцовый, ты как хочешь, ты сам решай. Не подумай лихим часом, что отговариваю тебя, да вот только что я скажу: нет такой силы, чтоб с места насиженного меня сдвинуть. И хоть прикипел я душой к тебе, а особенно к маленькому змеёнышу, но с Лукоморья мне ходу нет. И причина тому веская имеется: только на родной земле смерть меня боится, а на чужбине она за мной гоняться начнёт. И что я буду делать, ежели догонит? Только помирать. А кому охота помирать в самом соку жизненном и расцвете молодости?
— Ох ить цветущий нашёлся, да ты ежели и зацвёл
