Линн Абби - Взлет и Падение Короля-Дракона

Насколько Хаману мог понимать магию Раджаата, Черная Линза скорее была артефактом тени, чем чистой примитивной тьмы. Он была — или должна была быть — менее могущественной после солнечного заката, когда теней почти нет. Если не-

В голову Хаману пришла мысль, очень простая и тем не менее влекущая за собой такие последствия, что он опять опустился на четвереньки: сила Садиры идет из теней. Днем она ничем не уступала Доблестным Воинам, но ночью она была обыкновенной смертной волшебницей, колдуньей, скорее даже начинающей в выбранном ей искусстве. Что-то вроде Павека в друидстве. Ее собственные заклинания были мелкими и незначительными, простые трюки, она даже не могла летать, и конечно никогда не смогла бы справиться с бессмертным изобретателем волшебства.

Павек смог поднять стража Урика, но только тогда, когда страж хотел, чтобы его подняли. Могли ли заклинания Садиры связать Раджаата, если он не хотел быть связанным?

Хаману не сомневался, что волшебница из Тира искренне собиралась заточить Раджаата в могилу навсегда. Живой бог Урика в этом ошибиться не мог. Пять лет назад, когда они все стояли недалеко от этого места, он осторожно и аккуратно проверил сознание Садиры — ночью .

Живой бог Урика поменял мнение о самом себе.

По ночам Садира была свободна от волшебства, которое она получила от народа тени в Башне Пристин — белой башне Раджаата, в которой он создавал своих Доблестных Воинов. По ночам она искренне верила, что поместила как кости так и Черную Линзу в место, из которого их невозможно достать и использовать во зло Атхасу. Днем же, она, возможно, тоже верила в это, но днем у нее в руках была теневая магия Раджаата, и не исключено, что ее вера была вызвана желанием Раджаата.

Нет сомнения, что они застали первого волшебника врасплох в тот день, когда был убит Борс. Они сразились с ним и победили. Но когда Хаману и оставшиеся в живых Доблестные Воины дали Садире бросить Черную Линзу в лавовое озеро вместе с костями Раджаата, не исключено, что они все плясали под дудку Принесшего-Войну. Они бросили его в идеальное место для зализывания ран: тень Черной Линзы.

Прихоть Льва — его собственное благодушие может быть доказательством длительного воздействия Раджаата на него самого !

Теперь, с такими мыслями, горящими в сознании, не было ни малейшей необходимости рисковать и подходить ближе. Хаману хотел бы узнать побольше о Садире: что она видела и чувствовала пять лет назад, что она делала с того времени, но, находясь в Ур Драксе, ответы на эти вопросы не получишь. Начав медленное отступление, Хаману осознал, что теневые охранные заклинания, которые Садира оставила около озера, достаточно ослабели и давали возможность сущности Принесшего-Войну просачиваться из Пустоты в его кости, плававшие в озере лавы рядом с Черной Линзой.

Король-Лев стал как можно меньше и незаметнее, укрепил иллюзию ящерицы, когда очередная синяя молния Раджаат пронзила туман. Хаману был ближе к лавовому озеру, чем сам думал, настолько близко, что при свете от вспышки молнии смог заметить куски расплавленного камня, плавающего по темной поверхности озера, настолько близко, что с ужасом увидел, как обсидиановый осколок вынырнул из лавы и исчез в тумане.

Медленно и осторожно Хаману сделал следующий шаг назад. Влажный серный воздух прошептал его имя.

— Хаману. Лев Урика.

Голос не Раджаата…скорее Тихиана. Тихиан был узурпатором, чем-то совершенно незначительным, высшим темпларом Тира, червяком, дерьмом под ногами баарзага, который предал всех и вся, запутался в сетях собственной лжи.

— Раджаат сказал, что Хаману из Урика является ключом к новому Атхасу. Он сказал, что когда ты станешь Драконом, мир изменится. Борс из Эбе, сказал он, был только свечой. Ты станешь солнцем. А я говорю, что, если это правда, тебе нет необходимости красться, переодетым в ящерицу.

Тринадцать веков, немалый срок, во всяком случае за это время можно научиться понимать, когда тебе бросают вызов и когда тебе лучше его не принимать. Не очень приятно узнавать, что Раджаат делится мыслями с этим червяком, но жизнь и так не слишком баловала последнего Доблестного Воина, ничего нового, очередная неприятность.

— И я говорю, — продолжал ветер голосом Тихиана, — что Раджаат хочет преобразовать весь Атхас, и нужен Дракон, настоящий Дракон, способный остановить его. Я знаю, как создать его! Хаману, выведи меня отсюда. Я сыграю роль Борса. Я стану Драконом Тира. Мне этого вполне достаточно.

Хаману подавил приступ неожиданного смеха. Правда состояла в том, что внутренние качества смертного человека определяют силу бессмертного дракона, и, действительно, из этого червяка получился бы не самый сильный дракон. Но это не то, во что верил Тихиан. Трусливый дурак верил, что он получил безграничную силу; и еще хуже, он верил, что может запудрить мозги Хаману из Урика, и Лев поможет ему добиться этого.

Единственное, чего мог добиться этим Тихиан на самом деле — привлечь внимание Раджаата, и как раз теперь, когда Хаману был почти вне опасности.

Очень внимательный в почти непроницаемом тумане на скользкой предательской почве, Хаману продолжал идти. Ему надо выйти из кольца разрушенных стен дворца, прежде, чем он осмелится уйти в нижний мир. Стены были уже совсем близко, когда нытье Тихиана внезапно оборвалось. Хаману отбросил и илюзию и осторожность. Он побежал к периметру изо всех сил, когда ветер заговорил другим голосом, более громким и намного более угрожающим.

— Хаману, — промурлыкал Раджаат. — Иди ко мне, маленький Ману.

Наполненный влагой ветер поменял направление. Теперь он дул в лицо Хаману, толкая его в сторону лавового озера. Король опустил голову, вцепился в сырой мох черными когтями своих драконьих ног.

— Ты голодаешь, Ману. Так ты умрешь с голоду; ты и так уже тень того, каким был. Раньше ты был больше и лучше, Ману.

— Как только ты начнешь наполнять свое пустое сознание жизнью, ты не сумеешь остановиться, пока не избавишься от всех остатков твоей глупой человечности. Я ждал очень долго, Ману. Другие мои Доблестные Воины поднялись против тебя, Ману, — они никогда не любили тебя, они легко договорились. Они хотят дракона…. — голос Раджаата стал ласковый и доверительным: хищник играет со своей жертвой. — Ты никогда не говорил им, Ману; они думают, что ты как они.

— Три дня, Ману, три дня, и они сомкнут свое кольцо вокруг Урика так тесно, что Дракон должен будет родиться. И ты будешь служить, Ману. Тывыполнишь свое предназначение.

— Никогда! — выкрикнул Хаману в ответ, но в этот момент воздух вокруг него нагрелся так, что туман рассеялся, земля треснула и открылась неровная, наполненная лавой расселина, окружившая его со всех сторон.