Наталья Белкина - Принцесса Эрдо

— Еретиков нужно сжечь! Всех! Завтра же! После восхода! — выкрикивал он на ходу…

Эйдар не мог знать, что его избранница, его дама сердца, которую он считал таковой не смотря на то, что она нашла приют во вражеском стане, была принцессой далекой планеты. Он не знал, что ее жизнь была когда-то очень ценной и важной для этой планеты, и потому она была наделена отменным здоровьем и выносливостью. Откапывая ее тело из груды камней, соломы, обломков дерева, каменной крошки и пыли, он не надеялся на то, что она жива. Слишком обмякшим казалось ее тело, бледным исцарапанное и перепачканное копотью лицо, не было слышно дыханья, грудь оставалась неподвижной. Когда ее извлекли, наконец, из-под завала, осторожно уложили на разостланные прямо на земле шкуры, сын герцога Даберта все еще не мог поверить в ее гибель. Он опустился на колени рядом с ней, смертельно уставший, еще не совсем оправившийся от ранения и болезни и теперь почти лишенный надежды на счастье, приподнял ее голову и прижал к своей груди. Он был воином и не мог заплакать, рыдало только его сердце. Его отец, вошедший в захваченный замок вместе со своими слугами, увидел сына и подошел к нему. Слов утешения у него не было. Да они и не помогли бы.

— Вставай, сын, — сказал он. — Я прикажу похоронить ее с почестями, подобающими княжне.

— Хоронить ведьму с почестями?! — вскричал подскочивший к ним аббат. — Это неслыханно! Мало нам несчастий ниспослал вечно светлый?! Вы хотите окончательно разгневать его?!! Ее тело нужно придать огню, а прах растоптать и развеять!!!

— Не горячись, святой отец! — попытался остановить его герцог, но священник не унимался:

— Неужели вы не поняли, что это испытание?! Это испытание вашей верности вечно светлому! Эта ересь, этот лживый проповедник, эта ведьма — все они посланы нам во искушение вечно темным сатаной! Нужно уничтожить их всех, превратить в прах! И это будет лучшим доказательством вашей верности! И тогда Салар больше не станет метать в нас стрелы своего гнева!

— Станет, пока жив ты, лживый предатель!!!

И прежде чем Фужак понял, откуда раздался этот грозный голос, в его грудь возле шеи с глухим треском глубоко вонзился топор. Аббат захрапел и схватился руками за деревянное, резное топорище. Двое монахов из его свиты подхватили его падающее тело. Глаза священника наполнились звериным страхом и вонзились в небо, словно ища поддержки и моля о спасении. Его руки все еще цеплялись за топор, пытаясь вытащить его, но голова уже запрокинулась далеко назад, а тело начало дергаться в судорогах. Мгновение спустя монахи опустили его тело на землю, поняв, что их предводитель мертв. Он застыл, прогнувшись, а затем обмяк, выпустив сгусток крови изо рта, но так и не успел закрыть свои опустошенные от ужаса глаза.

Ульгерд едва стоял, пошатываясь, у входа в башню, но рука его в решающий момент оказалась верна и тверда. Он не шевельнулся и даже не попытался вынуть из ножен свой меч, когда несколько разозленных салигардов бросились к нему.

— Стойте! Назад! — закричал герцог.

Двое рыцарей остановились, не совсем понимая, что происходит:

— Ты не можешь приказывать нам, Даберт!

— Тот, кто мог вам приказывать, только что испустил дух!

— Он не должен жить! Он убил аббата!

— Я потом решу, что с ним делать! Закройте его в подземелье!

Едва живого Ульгерда схватили под руки и повели в сторону сторожевой башни. Завидевшие его пленники радостно зашумели, приветствуя своего господина. Проходя мимо покоившегося в луже крови Фужака, барон, плюнул в его сторону и проговорил:

— Вы и ваши потомки еще будете благодарны мне за то, что я избавил нашу землю от этого лжеца и предателя!

Ему не позволили договорить, встряхнули, ударили по лицу и поволокли дальше.

Даберт наклонился над телом аббата. Никто из присутствующих здесь растерянных и ошарашенных салигардов не увидел в его лице сожаления, а некоторые заметили, спрятавшуюся в бороде ухмылку.

— От него давно уже несло мертвечиной, — произнес он, даже не сделав виду, что огорчен. — Нет, он жив! — воскликнул один из монахов. — Прислушайтесь, он стонет!

На несколько мгновений все притихли, внимательно всматриваясь в застывшее лицо священника. Но оно оставалось неподвижным, а глаза были все также направлены в небеса.

— Это не он, это один из раненых где-то здесь поблизости, возможно вон под той грудой, — указал на разрушенную стену другой монах.

— Так посмотрите, кто это! Возможно, это кто-то из наших! — приказал Даберт и снова подошел к сыну: — Поднимайся, Эйдар. Твой духовный учитель только что погиб, а ты словно и не заметил.

— Я тоже погиб, — ответил рыцарь, продолжая смотреть в лицо Ланы, которое едва можно было узнать.

— Близится вечер. Завтра на заре мы похороним всех погибших. Я прикажу подготовить ее тело к погребению, как этого требует наш обычай и вера, несмотря на то, что она чужеземка и судя по всему, еретичка.

— Да, отец… Видно, такова моя судьба… Я разочаровался в нашем ордене и готов был покинуть его… ради нее… Видно за это Салар и разгневался на меня…

— На все его воля…

В это время стоявшие у донжона пленники вдруг зашумели, приветствуя кого-то еще радостней и воодушевленней, чем барона. Герцог обернулся и понял, что это оживление вызвано появлением того самого раненого, которого вывели сейчас из пролома в стене. Двое слуг герцога извлекли из пролома брата Ромеро и спускались вместе с ним с кучи камней, волоча его под руки. Проповедник выглядел совсем не как неуязвимый святой: голова свесилась на впалую грудь, нога волочилась, он стонал от боли, словно простой смертный. Но услышав ликование своих последователей, он вдруг собрался с силами, поднял голову и осмотрелся. Время от времени приходивший в себя Сократ стал свидетелем только что произошедших событий. И хотя он не мог ничего видеть из-за сгустившихся сумерек, он слышал, как спорил Фужак с герцогом, и как затем появился Ульгерд. До его слуха доносился даже предсмертный хрип поверженного аббата. Собравшись с силами, он набрал в легкие воздуха и воскликнул, хотя это было нелегко сделать контуженному:

— Справедливость торжествует! Зло наказано! Теперь начнется совсем другая жизнь!

Его слова были встречены счастливым гулом, причем выражали радость не только пленники, но и некоторые из людей герцога. Слуги остановились, поставив Сократа на здоровую ногу. Им тоже стало интересно, что скажет этот новый проповедник, о котором так много разговоров.

— Эй! Это ты тот самый святой брат?! — окликнул его герцог.

Сократ повернулся, взглянул на Даберта, но тут увидел лежащую на земле женскую фигуру. Он вспомнил изящную руку, выглядывающую из руин, которую он заметил перед тем, как в очередной раз потерять сознание.