Юрий Райн - Бестиарий спального района

– Да понятно, Тимоша, – кивнул первый, – не тебе же чистить.

– Да и не тебе, Аника, – хмыкнул Тимофей. – А то вон Алексия наладим почистить, в евойном пруду и не такое плавает.

– Дяденьки… – пролепетал парнишка.

– Шуткуем мы, Алексий, – успокоил его Аникей.

– Шуткуем, – подтвердил Тимофей.

– Шутники, да, – вступил в разговор смуглый. – Начинать будем, э?

– Будем, – хором пробасили старцы.

Сгорая от стыда, Андрейка вытерся, как мог, подштанниками, зашвырнул их подальше и, прикрывая срам, выбрался из камышей в чем родитель породил. Поглядел на всю честную компанию, и как-то само собой сообразилось: это ж подмога пришла! Он прослезился было, теперь от благодарности и умиления, и тут же спохватился, приуныл: солнце вот-вот покажется. Хоть и краешком, а все – почитай, рассвет.

– Зачем такой грустный? – обратился к нему смуглый. Будто услышал Андрейкины мысли. – До солнца пришел? Пришел. В воду пошел? Пошел. Не опоздал, молодец, мужчина! Отцы водяные тебя научат, я слово скажу, снова в воду пойдешь, все сделаешь. До обеда все сделать надо. Мы тут будем, не бросим, да.

– До полудня? – уточнил Аникей.

Смуглый ответил односложно:

– Да.

– Эх… – вздохнул Тимофей. – Нам бы с ним…

– Нельзя, – отрезал смуглый.

– А мне? – с надеждой спросил Алексий.

– Э, совсем никому нельзя, – сказал смуглый. – Человеку можно, нам совсем нельзя. Из нас только маленькому можно. Отцы, учите, да? Обед скоро.

Старцы двинулись к Андрейке, но тут Алексий выпалил:

– Ой! Погодите! Я чего, я вот чего: дядя Мансур!

Смуглый едва заметно поморщился, но парнишка затараторил:

– Вы про людей сказали, а погода-то вон какая жаркая! Чуть солнце встанет, они и потянутся! Им бы только купаться! – Он заметно смутился и, запинаясь, закончил: – Это… Помешают же… Или ничего?

– Чего, – кивнул Мансур.

– Голова, – оценил Аникей.

– Будет толк, – согласился Тимофей. – Ну что, Аника, давай туман наводить. Белый, самый плотный.

– На озеро и на подход, – уточнил Аникей.

Водяные вскинули руки к светлеющему небу, замерли, потом закружились, словно в медленном-премедленном танце, постепенно опуская руки и неразборчиво приговаривая что-то.

Плотная молочно-белая пелена накрыла Божье озеро, язык тумана протянулся и к тропинке, ведущей от дороги. А все пятеро оказались в большом пузыре чистого, прозрачного воздуха, невидимом снаружи.

– Хорошо, – одобрил Мансур. – Молодец, Алексий, джигит! Теперь иди туда, не пускай никого. Говори, озеро чистим-шмистим, нельзя купаться. Говори, после обеда приходите. Карантин-шмарантин, э?

Юноша кинулся исполнять, а старики водяные придвинулись вплотную к дрожащему – от чувств, но и от холода тоже – Андрейке. В этот момент солнце выглянуло из-за горизонта, и джинн тихо сказал:

– Пора.

– Вот что, домовик-жировик, – сказал Аникей. – Учить нам тебя нечему, это уважаемый джинн немного преувеличил.

– Ага, – подхватил Тимофей. – Учить не станем, зато сделаем так, чтоб тебе в воде было как на суше. Стань-ка спокойно, расслабься, руки убери, что мы, срама не видели, что ли?

Андрейка повиновался.

– Ого, – прокомментировал Аникей.

– Ну… – произнес Тимофей. – Да. Знаешь, лучше садись прямо на песочек. А мы всё сделаем.

Жировичок покорно сел. Водяные направили на него руки с растопыренными пальцами и принялись бормотать. А джинн негромко заговорил.

– Андрюша-джан, – сказал он, – кто-то скажет тебе: «Ничего не бойся». Это глупый лжец, его не слушай, меня слушай. Бойся. Там, – Мансур махнул рукой в сторону озера, – страшно, да. Знай. Бойся. Не будешь бояться – пропадешь, да? Кто не боится, тот сам глупый, глупые пропадают, да?

Андрейка попытался кивнуть.

– Молодец, – оценил джинн. – Не глупый. Как бояться, знаешь? Вижу, знаешь. Надо правильно бояться! Понял? Туда-сюда не бойся, прямо бойся, себя помни, да? Слушай, Андрюша-джан, там, – теперь джинн показал на озеро движением подбородка, – что-то есть. Какой-то хурда-мурда. Может, на дно сядешь, увидишь сразу. Отцы тебе фонарь приделают, прожектор знаешь? Мужчина! Хватай хурда-мурда, плыви к нам, да? И все! А может, там кто-то драться будет. Бить тебя будет, кусать будет. Или шпарить будет… как это… кипятить, да? Или холодить. Э, отцы тебя защитили! Сам кусай! Увидишь хурда-мурда, хватай, плыви к нам, да? Никакой разницы! Ты, главное, правильно бойся, смотри там туда-сюда, кто кусать будет, ты кусай первым, не будь как ишак.

«Вы, русские, – хотел добавить Мансур, – ишаки и есть. Вас в кровь искусают, тогда сами кусаться начинаете. Сильно кусаетесь, да, только зачем ждать, когда тебя покусают? Совсем не надо ждать, кусай первым!»

Но говорить этого джинн не стал, а сухо пояснил:

– Хурда-мурда будет кубик. Или шарик. Вот такой. – Он развел руки на ширину Андрейкиных плеч, точно скромный, почти правдивый рыболов. – Красивый, мм, да! Светится. Кубик. Я так думаю.

– Мансур, – оторвался от дела Аникей, – а все-таки откуда ты все это знаешь?

– Э… – махнул рукой джинн.

– Пока все, что он говорит, сбывается, – вполголоса заметил Тимофей.

– Не спорю, – отозвался Аникей.

– Может, угадал. Может, ошибаюсь, – как будто извиняясь, сказал Мансур.

– Ха! – хором произнесли водяные.

Мансур пожал плечами и замолчал. Старцы возобновили бормотание, сопровождая его пассами над Андрейкой.

– Дяденьки! – Это прискакал Алексий.

Как молодой пес, подумал жировичок, внезапно ощутивший себя старым-престарым. Тоже мне Алексий – Леха он, просто Леха…

– Дяденьки, – доложил паренек, – там дерево поваленное валялось, так я его притащил, положил поперек, а то джип какой поедет, джип-то я не остановлю! А народу пока не было, только этот показался, Василий, ну заместо которого я в пруду-то! И в ДЭЗе тоже! Я на него цыкнул, вот так вот, – Леха смешно ощерился, – он и того, дальше почухал! Послал меня, конечно, но так, для виду, а сам-то, видать, застремался!

Водяные переглянулись, а Мансур сказал:

– Мужчина! Теперь не мешай отцам, слушай. Иди сторожи. Молодец.

Леха умчался в туман.

Солнце, казавшееся сквозь пелену маленьким размытым белым диском, выползло на небо полностью, и Аникей произнес:

– Ну что, кажись, закончили?

– Закончили, – подтвердил Тимофей.

И водяные провозгласили хором:

– Встань! Войди в воду! Верь!

Никаких изменений в себе Андрейка не почувствовал, лишь, может быть, полегче стало: не бросят. И будь что будет. Снова навернулись слезы на глаза.

Он встал, двинулся к укрытой туманом водной глади. Пузырь прозрачного воздуха стал расширяться в том же направлении, словно торя жировичку путь.