Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

Зима в этом году выпала с причудами, то несколько дней ливневые дожди, то иней по утрам, а то и мелкие, острые льдинки вместо снега. Самураи Сиро мерзли на смотровых площадках, почти с тоской выглядывая, когда же к замку приблизятся воины сегуната. На посту им следовало носить специальные шлемы, но те совсем не защищали от снега и дождя, так что пришлось разрешить заменить их на соломенные шляпы, в каких обычно ходили монахи.

Среди нагасакских самураев, а точнее среди командного состава войска, в Симабара вернулся Минору Грюку, Ал знал об этом из личного письма сына. В нем же Минору отчитывался о том, как познакомился со своим племянником, и о том, что Марико жива и находится в лагере христиан. С Минору Ал договорился встретиться, лично навестив его в расположении части и не доверяя подобную информацию бумаге. Со дня восстания прошло уже довольно-таки много времени, а Фудзико, в ослушание приказа, так и не села с семьей на корабль, ожидая возвращения детей и мужа.

Теперь Алу нужно было выбрать между Минору и Марико, но он не мог ни на что решиться и только выслушивал бесконечные донесения относительно ремонта замка Хара или готовившемся штурме замка. Ах, если бы он мог заставить их выйти из сражения и вернуться в замок Грюку…

Топча разбитые зимней непогодой дороги, в расположение войска сегуната явились сначала самураи с Омура. Их было восемьсот, не считая слуг и оруженосцев, но последних мало кто считает, подтянулись тысячи три самураев Хидзена. Последние встали сначала временным лагерем в долине, и затем были спешно переведены под стены Хары, на расстояние полумили от крепости бунтовщиков. Это расстояние было выбрано в связи с использованием пушек, которые доставили из ближайших портов.

Командовал нагасакским войском, количество которого на этот раз едва превышало пятьсот человек, непосредственно даймё Терадзава Хиротака, считавший подавление мятежа делом своей чести, Минору был доверен левый край. Воины Хидзена со своим даймё должны были подниматься к замку по горной тропе, прячась за камнями. Они же занимались обстрелом людей Сиро с подошедших кораблей. Самураи с Омура прикрывали тылы и контролировали подъездные пути к Харе на случай, если к заговорщикам явится подкрепление.

Второго января произошло сражение, о котором Ал, Минору, Марико, а раз Марико, значит и Сиро, знали заранее. Гремели пушки, стены замка да и сама земля сотрясались от мощных ударов падающих ядер, однако стены пока держались, а начавшийся в замке пожар был тотчас потушен. Из-за стен самураи Сиро пытались подстрелить копошащихся возле кое-как прикрытых пушек стрелков. Один снаряд упал во двор замка, поломав деревянный настил, под которым обычно спасалась от дождя внутренняя стража, другой чудом не разнес только что починенные ворота, пробив стену над ними и разнеся в щепу еще не успевший скинуть свой алый наряд крен.

По нехитрому плану правителя Нагасаки, крепость сначала должна была быть разгромлена ядрами, а лишь потом туда следовало отправлять самураев. Понимая, что пока у воинов сегуната есть ядра, они будут посылать их на крепость со все возрастающей меткостью, Сиро собрал своих командиров на совет. Всех интересовал один насущный вопрос, как обезвредить пушки до того, как те перебьют их всех своими ядрами. Единственным разумным решением могла стать выжидательная политика. В смысле постараться дожить до конца бомбежки, после чего под пологом тьмы пробраться в лагерь сегуната и по возможности перерезать там как можно больше народу и, если повезет, украсть или вывести из строя пушки.

Одновременно с началом совета в замке начался обстрел с моря. Начальник стражи доложил о разрушении казарм и о гибели оказавшихся там, но Сиро решил не отвлекаться от главного, велев не беспокоить его, пока сегунат не свалит ворота или не сделает прорехи в стенах. Закончив отчитывать своего подчиненного, Сиро хотел уже переходить к второму интересующему всех вопросу, организации лазарета в бывших охотничьих покоях прежних владельцев Хары, как вдруг раздался грохот, и с оглушительным треском в зал заседания через окно влетело ядро, причем оно пролетело так близко от Сиро, что оторвало рукав его одежды, однако не повредив самой руки.

«Еще один знак, о котором говорила мама», — невольно подумал Сиро, с удивлением ощупывая руку.

— Знак избранности! — кричали восторженные офицеры.

В ответ на пушечное ядро в сторону голландского судна «Де Рюп» из-за стен Хары прозвучало сразу же несколько мушкетных выстрелов. Перевесился через деревянные перила и полетел вниз с пробитым метким выстрелом горлом марсовый с мачты судна. Падая, он задавил насмерть одного человека и нанес повреждения еще двоим, не успевшим отскочить. Судно дало еще один меткий залп, разнеся часть стены со стороны моря, и тут же самураи Сиро снова начали пускать стрелы и стрелять из уже перезаряженного мушкета. Бах! На корабле ничего более примечательного не произошло, да и не всегда же покойники должны падать с верхотуры, но новый залп — и ядро разнесло часть смотровой площадки, сметя оттуда неудачливых стрелков.

Новый грохот, теперь уже заговорила пушка Хары, и голландский шкипер начал разворачивать свой корабль, спешно ставя паруса и отдавая приказ к отступлению.

Еще несколько часов продолжалась безжалостная канонада, люди падали, придавленные камнями или разорванные снарядами, прямо посреди крепостного двора, разбивались, сброшенные ядрами с башен.

К концу первого дня сражения восставшие, собрав своих покойных друзей, в ужасе констатировали, что их около тысячи, в то время как воины сегуната считали своих мертвецов десятками. На рассвете следующего дня бомбардировка повторилась и была не менее жестокой, что и накануне.

Тем не менее стены выдержали, и восставшие быстро восстановили образовавшиеся пробоины, общими усилиями втолкнув назад пару выпавших из стен камней. В замке пришлось убирать и ремонтировать уже больше, но одно хорошо: они все еще оставались за стенами, а значит, могли еще сколько-то держаться.

На исходе первого дня Минору сообщил Алу, что Сиро все еще жив. От Марико не было известий, но да Ал и не ожидал, что дочка сумеет подать весточку из осажденной крепости. Тем не менее он просто не мог повернуть в свой замок, каждый день ожидая либо известия о смерти одного из своих детей или внука, либо о вдруг возникшей возможности вытащить хоть кого-нибудь из них из кровавой бойни.

К самураям сегуната начали поступать возы с продовольствием, армейские повара готовили еду для простых воинов, а личные повара — для своих непосредственных господ. Шутка ли сказать, на усмирение кучки христиан пришлось выступить трем даймё! Минору, так же, как и его отец, был вписан в реестр самурайских княжеских семей, являлся даймё с полагающимися ему десятью тысячами коку риса и обязанностью содержать определенное его статусу и рангу количество военного люда с их семьями.