Александр Лайк - Закат империй

Но самое главное — отряд будет становиться меньше, и пополнение уже не придет. Ник никогда не задумывался, сколько именно человек он рассчитывает довести до берега Восхода. Он знал главное: он сам дойдет обязательно, дойдет во что бы то ни стало. Он поклялся в этом. Остальным, собственно говоря, с момента Рассвета станет все равно. И они об этом знают. Но он, Ник, конечно, будет пытаться сохранить всех людей до самой последней минуты. Пытаться…

Ник давно усвоил: похода без потерь не бывает. Никогда. Обвалы в горах, падения с понесшей лошади, вспышки хигонки и чумы, с которыми не сразу справляются мастера… Постепенно палаток будет становиться все меньше и меньше. И обоз будет все короче и короче. И лагерь…

Сколько же человек поставят свои палатки на самом восточном из всех берегов? Три когорты? Две? Одна? И что ждет их в пути?

Жила в нише часовни завыла и заскрипела, причем совершенно непристойно. Щипарь третьей когорты был большим умельцем на такие штуки.

Значит, ужин. Молитвы от Вечного Отряда ждать не стоило. Эртайса здесь ценили чуть побольше Ника и боялись чуть поменьше Тори. Все. А что, боже, тебе там еще чего-то не хватает?

С холма спустился Глиста, недовольный и неряшливый. Он часто был недовольным и неряшливым. Жутко тощий дядька совершенно неопределенного возраста — то ли двадцать, только небритый, то ли триста, только бодрый. То ли семьдесят с учетом магии. Волосы у него были серые от природы, ну, не чисто серые, конечно, а тускло светлые, и с ранней юности чуть прошитые отдельными сединками. Мыл он их еще реже, чем стриг, а в основном пользовался каким-то хитрым заклинанием, после которого жирная грязь осыпалась с волос на плечи мешковатого балахона. Еще у Глисты были удивительно хитрые глаза, просто до невозможности хитрые. И нос хитрый. И вообще морда, как у селедки — два профиля и ни одного фаса, да еще и поросшая жесткой разноцветной щетиной, в основном рыжей, серой и серо-прозрачной. Под подбородком начиналась страшненькая балахонистая одежка, которая когда-то была черной. Вообще-то Ник знал совершенно точно, что это две разные одежки — якобы штаны и как бы рубаха. Но каждая из них была в пять раз просторнее самого Глисты, так что где начиналась одна и заканчивалась другая, глазом было не понять. И непомерной ширины штанины тоже выглядели как подол рясы. И ходил он как-то разболтанно и расхлюстанно, разбрасывая руки и ноги по сторонам. И при всем этом он был прекрасным магом, терпеливым ы выносливым путником, да и воином неплохим. И его было совсем не видно в темноте. Ник часто посылал Глисту проверить ночные дозоры. Даже воины Вечного Отряда порой ухитрялись его прохлопать. Вернее, это он ухитрялся просочиться незамеченным.

Глиста ссыпался со склона, догнал Уртханга и пошел рядом. От него попахивало шатром.

— Воняет, однако, — честно сказал Ник.

— Опять нагажено по углам, млеха мама, — раздраженно сказал Глиста.

— Так ты что, навернулся, что ли?

— Ну, навернулся не навернулся, но сложности есть, — уклончиво сказал Глиста и поморщился.

— Пойди помойся, — велел Ник. — До моря две минуты.

— Я пойду, — агрессивно сказал Глиста. — Но ты учти, командир, тебе сегодня ночью в это лезть. Думай.

— Подумаю, — пообещал Уртханг.

На дальних холмах трещали цикады. Последние стрижи и первые редкие лиссы со свистом проносились высоко на головой. Было хорошо.

— Слушай, Хайнге, — сказал Ник, — вот ты сейчас в Сенейе. На берегу моря. Люди сюда отдыхать приезжают. Ты разве не радуешься?

— А чего радоваться? — пробурчал Глиста. — Море и море. И вообще никакое это не море, а лужа. Только охренительно большая и соленая. Это ж не Океан.

— Но ведь соленая, — мечтательно сказал Уртханг. — И вообще, есть предположение, что раньше море было заливом Океана.

— Это у вас предположение, — ворчливо сказал Глиста. — Мы знаем совершенно точно, что было. Даже реставраты делали, цветные. Кайбалу из Башни делал. Раньше между Ай-Рагирскими Столбами пролив был. Потом поднялось. И мелкая часть пересохла. Давно.

— Хе, — задумчиво сказал Уртханг. — Вот как. Так, получается, Бетранская долина когда-то была дном Океана?

— Была, — подтвердил Глиста и плюнул в кузнечика. Не попал. — Так то когда было. Мало ли что раньше было? Всякая блядь целкой была.

— Так тебя в море не тянет? Хотя бы искупаться? Вода ж парная, я вообще никогда такой не видел, только в бадье.

— Там в воде живность всякая, я ее шугаюсь, — убедительно пояснил Глиста. — И вылазишь потом весь соленый, хоть иди мойся.

— А телу приятно, — чувственно сказал Уртханг. — Истинное наслаждение. Как будто вода тебя гладит, обнимает… По спине такой озноб пробегает, а ты изогнешься и в глубину с головой…

— Тьфу ты! — не выдержал Глиста. — Что ты, млех, несешь? Какой озноб? Хоть дрочи на твои рассказы! Вода и вода, от нее даже чище не становишься.

— Ничего ты не понимаешь, огрубел ты душой и зачерствел сердцем, как прошлогодняя портянка, — резюмировал Уртханг. — Кстати, имей в виду, с завтрашнего полудня сквернословить в отряде строго запрещается. Надоело мне это с утра до вечера слушать. Показали удаль? Объяснили всему миру, что вы тоже умеете? Новые трехступенчатые с присвистом попробовали? Все, хватит! Извольте говорить нормальным человеческим языком!

— Это который ненормальные недолюди придумали? — вдруг засмеялся Глиста. — Ученые всякие, маги и поэты?

— Тот самый, не сомневайся!

— Командир, я ведь могу. Если вас это хоть сколько-нибудь потешит, я с трепетным чувством изысканного удовольствия могу. Но люди ведь, люди! Все ж молчать будут!

— Ну и хорошо, — угрюмо сказал Уртханг. — Больше на умных похожи будут, меньше глупостей наговорят.

Тут сзади появился нагоняющий их Томори. Ник остановился.

— Все в порядке, — сказал веселый Томори. — Обстановка разъяснена, установки выданы. Одиннадцать человек еще перед ужином — или вместо ужина! — все наточат заново; один вообще не виноват, ему из арсенала бракованный клинок подсунули, а он спорить не стал, потому как в поход все равно со своими мечами идет; один ошибся на косом прогоне, я ему показал, как; остальные получили по ушам. Ты еще Шольту скажи, что он у себя в когорте кабак развел, так завтра я ихними клинками побреюсь.

— Отлично, — сказал Уртханг. — После ужина купаться пойдем?

— Тайе тоноси ийяра! — с восторгом закричал Томори. — Конечно, пойдем! Обязательно пойдем! Там же волны! Тайе!

— Кай тане прау и мата манга, — наставительно сказал Уртханг.

— Мне это не грозит, я не сахарный! Хаге, ты почему не радуешься? Ты не пойдешь с нами купаться? Ты не понимаешь на кавайике? Ты же был на побережье!