Ника Ракитина - Завтрашний ветер. Незнакомка

И отрезала:

— Вот вся правда. Ты можешь отказаться. Ни один из нас не посмеет обвинить тебя в трусости.

Серые прозрачные глаза победителя впервые за все время глянули прямо и яростно.

— Там есть разведчики Легиона? — спросила Аррайда.

— Нарм Вайрас, бретон. Вот письмо к нему, — победитель разворошила документы на столе и протянула сложенный вчетверо лист. — Худой, белобрысый, глаза серые. Одевается в синее и коричневое. На колчане бесхвостый гуар вышит. Поищи в «Грязнохвостике»: в Гнаар-Моке кабак один, не промахнешься.

Скрипнула зубами, взмахнула рукой, показывая, что разговор окончен.

За дверью кабинета Аррайду взял в оборот Корнелий, тот самый вислоусый старый легионер, с которым наемница освобождала Андасрэт. Не давая пройти, прижал к стене, упершись руками с двух сторон:

— Ну, что Раиса? Хочет голову Гареса на алебастровом блюде? А блюдо дала?

Дышал в лицо перегаром и луком, и левое веко дергалось — казалось, он непрестанно подмигивает.

— Ты подслушивал?

— Да я подслушивал, — не стал каяться он. — Я иду с тобой. Как думаешь, сойдем вдвоем за Неревара, а?

— Ты не можешь со мной пойти. Ты на службе.

— А я в отставку попрошусь — мне положено. Не прожил бы всю жизнь бобылем — у меня бы дочка была, как ты.

Наемница вздрогнула. Резко присев, выскользнула из объятия и скорым шагом двинулась прочь. Корнелий едва нагнал ее в одной из башен, на винтовой лестнице в окружении холодного камня.

— Ты прости, если обидел, — начал он. — Но все шестеро… хорошие парни… а Логвин, ну, тот, заболевший — он особенный, — Корнелий стал тереть кулаком глаз, словно тот зачесался, или попала соринка. — Слышь… У него веснушки… и глаза рыжие… и так… с ним… Ты думаешь, одна Льдышка горюет?!

— Кто?

— Ну, Раису мы так зовем. А…

Он яростно дернул свисающий ус.

— Корнелий, послушай, — Аррайда, сдвинув "Погибель магов", присела на высокую ступеньку, обхватила ладонями выпирающие из стены камни. — Если бы я хотела — со мной бы полтора десятка людей пошло.

— Ну… зачем так-то много… У них личной причины Гареса ненавидеть нет. А у меня есть! — рыкнул он. — Я уже думал идти. Но вместе — проще. С тобой, тем более. Я не погибнуть туда рвусь, ты не думай.

— Я тоже.

— Вставай тогда. С чего начнем?

— Я голодная.

Девушка нисколько не соврала: она действительно проголодалась и устала, и усталость была не телесная.

— Так что ж ты молчишь!.. — смущенный Корнелий — если можно представить смущенного медведя — повел ее в трапезную форта — сводчатую сумрачную залу с массивными столами — досками на козлах, и длинными скамьями вдоль них. Там было пусто. Только слышалось, как повар гремит за стенкой котлами.

Не прошло пяти минут, как Корнелий принес из кухни миски с луковой похлебкой и блюдо с бастионом риса, увенчанным, словно зубцами, кусками мяса и хлеба. Хорошо еще, что при своем умении уговаривать весь котел не притащил.

— Ешь. А я просветлю Раису, что с тобой иду. Потом у Красиуса, — легионер кивнул в сторону кухни, — мешки с едой заберем. И подберем тебе в оружейной что-нить попроще: в эбоните простые наемники не ходят.

За сборами прошла вторая половина дня, и только наутро они выехали из Альдруна в Хуул, чтобы там сесть на попутный баркас.

Море штормило, волны норовили прижать судно к берегу и насадить на рифы, капитану приходилось держаться мористее, и плавание изрядно затянулось. Когда спутники ступили со сходен на хлипкие мостки гнаар-мокской набережной, им казалось, что те продолжают раскачиваться под ногами.

Воняло болотом и пепелом. Даже резкий соленый воздух моря не мог перебить этот запах. В ночи мерцали синие странные огни — то ли светились сыроежки, то ли колонии ракушек, облепившие валуны; то ли цвела в мусковых прудах кода.

Аррайда бросила невольный взгляд налево, туда, где был дом хаджитки Анисси. В резком свете качающегося над причалом фонаря открылось пепелище среди хибар: обугленный до черноты угол и наваленные в беспорядке мокрые доски — там, где Аррайда сидела, вспоминая Хаммерфелл.

Красноглазая старуха-данмерка, показавшаяся из ближайшей хижины с корзиной воняющих рыбьих потрохов, проследила взглядом:

— Спалили приблуд.

Она в сердцах выпростала корзину под нос привязанной на веревку у двери никс-гончей.

— Жаль, сами ушли, блохастые. У!..

Корнелий глубоко вдохнул и набычился. Данмерка попятилась и хлопнула дверью так, что ветхое строение содрогнулось. Гончая зарычала. Аррайда потянула легионера за руку.

Таверна «Грязнохвостик» в полной мере оправдывала свое название. Воняла потом, пригорелой рыбой и прокисшим пивом… И масло в светильники явно заправили то же, на котором несчастная рыбка превратилась в золу. Чтобы даром не пропало. Хозяин, повязанный поверх пуза грязным полотенцем, сонно таскался между столами. На лице его читалась покорность судьбе. Поди угоди на всех, когда вокруг такая прорва народу.

А вот насчет эбонита Корнелий беспокоился зря. У стойки, заставленной разномастными кружками, торчал низкорослый, точно сковородкой приложенный, данмер в почти такой же, как у наемницы, лилово-черной броне с золотыми разводами… Кинув взгляд на доспех Аррайды, он ревниво скривился. Поманил пальцем, и два здоровяка в одинаковых костяных кирасах (похоже, телохранители) услужливо наклонились к нему. Выслушали приказ; раздвигая толпу, бесцеремонно наступая на ноги и пихаясь локтями, направили стопы к вошедшим.

Оценили клеймору Аррайды и могучую стать Корнелия, почти учтиво кивнули.

— Наш господин Фарвин Орейн спрашивает…

— Не для того ли вы явились сюда…

— Чтобы убить пару нетчей, опустошающих округу?

— Ужас что такое творится, — влез в разговор трактирщик, видя в нем возможность увильнуть от забот. — В трубы щупальца суют, не дают за порог выйти. Только и облегчение, когда улетят пожрать. Если б ночью не спали — вообще бы житья от них не было.

Таверна загомонила. Но всех переорал толстый имперец, поминающий некоего Фаррела, загнанного нетчами в болото и то ли отравленного, то ли задушенного, то ли так утопшего по пьяни.

Нетчей давно разводили на Горьком берегу и Аскадианских островах. «Коровы» давали похожее на клей молоко, а толстая кожа «быков» шла на сапоги и доспехи. Щупальца этих травоядных были ядовиты, характер не слишком дружелюбный… не всякий пастух мог справиться с их стадом. Но представить, что ярко-синие и коричневатые медузы, красиво плывущие по ветру, способны убивать?..

А толстяк упивался. Изображая атаки нетчей, крутил на столе перед собой посуду — то ли напугать желал, то ли впечатление на девушку произвести. Аррайда громко фыркнула.