Владислав Русанов - Золотой вепрь

– Да то и было! И давно-то как… Больше двадцати лет назад. В тысяча двести девяносто пятом. Или шестом? Нет, в пятом. Тогда град еще по всему Аруну посевы выбил.

– Точно… энтого… было, – подтвердил коморник.

– Банды своей у нас с Мудрецом еще не было. И Мелкий пока не прибился к нам. Так что гуляли мы по Барну вдвоем. Все думали в вольнонаемные податься, в армию. Или к кондотьеру такому записаться, чтобы слава о нем по всей империи шла. А никто нас брать не хотел. Дроу тогда не шалили. Ну, разве что Клан Омелы пару сел спалил… А сами виноваты – пожадничали и леса вырубили больше, чем смогли до сплава довезти. Дроу такого отношения к деревьям не прощают…

Все посмотрели на Белого. Карлик сидел неподвижно, всем видом будто бы говоря: «Да что тут такого? Это по-другому, как вы делаете, неправильно».

– И встретили мы в лесу как-то раз… – Кулак сделал паузу, усиливая интерес слушателей. – Встретили мы Белого. Правда, Белым он тогда еще не был. А нашли мы его израненного – три стрелы засело. Я сперва думал – похороним, не выживет. Но Мудрец вытянул. С того света, что называется.

– Я вначале жалел, что вы сохранили мне жизнь, – произнес остроухий. – Она была мне не нужна.

– Ты это брось! Жизнь всегда нужна.

– Да. Сейчас я это понимаю. Тогда я тоже был молод.

– Дальше… Дальше! – сгорая от нетерпения попросил наследник Медренского графства.

– Ну, дальше так дальше. Выяснилось, Белого свои же и подранили. До того я и помыслить не мог, что дроу могут своих же резать.

– Это редко бывает. – Уголки рта карлика дрогнули. – Но бывает.

– Что они не поделили, он нам не сказал. И до сих пор темнит.

Белый гордо задрал подбородок.

– А мы и не допытывались. Каждый волен тайну свою хранить. Сколько лет с ним последнюю краюху делили – товарищ, каких поискать. Но раз молчит, значит, так тому и быть. Зато он предложил нам добыть золота. Вывести нас к Золотому Вепрю.

– Куда? – Антоло вскочил с места.

– Тише… энтого… Штудент! Ты ж не в увинершитете швоем! – махнул на него ложкой Почечуй.

– К Золотому Вепрю, – повторил кондотьер. – А что ты о нем знаешь?

– Да ничего не знаю… – потупился табалец.

– А что ж дергаешься? – недоверчиво прищурилась воительница.

– Эх… Объяснять долго… В бреду я его видел. Здоровенная статуя, посреди поляны стоит… Перед ним плоские камни – вроде как алтари, что ли… Или жертвенники? И самое главное – одно ухо у кабана будто кто-то срезал!

– Не кто-то, – важно проговорил Кулак, – а Мудрец.

– Значит, согласились к веп’ю идти? – вмешался Вензольо.

– А ты бы отказался?

– Я? Да ни за что! Это ж п’иключения!

– Ага! Полная задница причем приключений, – согласился кондотьер. – Согласились мы, конечно. Пошли. Сами бы мы никогда не добрались до Вепря…

– Так что это за Вепрь такой? Почему из золота? – снова влез в разговор взрослых Халль.

Почечуй осуждающе покачал головой, но Кулак только улыбнулся.

– Золотой Вепрь – это величайшая святыня народа дроу, – рассудительно заметил Тер-Ахар. – Золотой Вепрь – отец всего живого, защитник лесов. Ему приносят жертвы. Я мало знаю про обряды дроу, но добрыми их не назовешь. Существует особая каста жрецов, не входящих ни в какие кланы. Они всю жизнь служат Золотому Вепрю. А простой воин или охотник может встретить старость и умереть, так и не побывав в лесном святилище.

– Вот! – Кулак поднял палец. – Ежели бы я тогда все это услышал, думаете, пошел бы в лес?

– Думаем, пошел бы! – воскликнул Кольцо. – Лопни мои глаза.

– Я тоже так думаю… Тогда я к брухе на именины не побоялся бы прийти. Ладно… Мы с этим золотом сами себя перехитрили. Белый-то, конечно, вывел нас на поляну. В обход всех постов охраны и жреческих обиталищ…

– Погоди, Кулак. – Антоло почесал затылок. – А как вы его уносить думали?

– Молодец, Студент! Вот что значит – ученый человек. Конечно, обо всем мы подумали, а об этом забыли. Под мышкой не унесешь, на куски не порубишь, самого бежать тоже не заставишь… Нет, может, кто-то и заставил бы… – Кондотьер подмигнул Киру. – Но мы воины, а не колдуны. Мудрец изловчился – ухо отрубил, а тут и охрана подоспела. Ох, и помахались мы тогда! Правда, Белый?

– А то?! – самодовольно ухмыльнулся карлик.

– Дроу хоть и дышат нам в пупок, а бойцы хоть куда. Злые, напористые, отчаянные. Уже потом, когда убегали, стрела мне в плечо воткнулась. Ровно на ладонь ниже сустава. Боли я не чувствовал, но кровь хлестала – мама дорогая… Мудрец мне руку перетянул жгутом. Убежать мы сумели. Еще и десятка полтора врагов завалили по дороге. Я тогда обеими руками равно работал с мечом. Но рука слишком долго перетянутой была. Так медикус сказал, к которому мы прибежали – выручай, мол, лечи увечного. Вот он мне руку и отрезал. С тех пор я – Однорукий. А Кулаком стал, когда Жельона Прыщавого насмерть в кабаке уложил. Он тогда банду человек сорок водил. Вот и думал, что пуп земли. Мне бы его с левой, в ухо, а потом на дуэль, но я с вином перебрал в тот вечер. И по старой привычке врезал. С правой. Убил. А банда его в полном составе ко мне перешла.

Кондотьер замолк, обвел глазами слушателей.

«Правда или придумал на ходу, чтобы нас повеселить? – подумал Кир. – Нет, скорее всего, правда. Не похож Кулак на человека, что пустыми байками кормит…»

– А зачем Белый на своих навел? – пискнул Халль.

Одновременно с ним заговорил Антоло:

– С ухом-то что сделали?

– Что сделали? – пропустив вопрос мальчика мимо уха, ответил кондотьер студенту. – А пропили. Мы тогда помногу могли за один раз. Не то что сейчас… Кусочек махонький остался. Я из него серьгу сделал.

Кулак щелкнул ногтем по золотой капельке с красным камешком, висящей в левом ухе.

– Послушали? Поели? А теперь спать! – тоном, не терпящим возражений, приказал кондотьер. – Завтра работать и работать еще…

Жизненный опыт и чутье опытного наемника не подвели Кулака.

Едва рассвело, как с левого берега потянулась бесконечная череда подвод. Люди готовы были просыпаться ни свет ни заря, топать по липкой, чавкающей под ногами земле, лишь бы уйти прочь от кровожадных дроу. Животные – лошади, коровы, овцы, коты – тоже, казалось, чувствовали настроение хозяев. Не упирались, не тянули в сторону от дороги. Топали с мрачной целеустремленностью.

Само собой, без сложностей не обошлось. Долгая дорога с севера не способствовала смягчению характеров людей – нет-нет да и вспыхивали ссоры, переходящие в громкие скандалы, а то и потасовки.

Несколько раз наемникам приходилось растаскивать вцепившихся друг другу в зипуны мужиков, а один раз сцепились две старухи. Хоть обе наверняка воспитывали взрослых внуков, но потеху обе бабки учинили изрядную. Так и норовили выцарапать глаза противнице, хватались растопыренной пятерней за волосы. Одна отделалась сорванным и растоптанным очипком. Зато на другой разорвали безрукавку, вышитую речным жемчугом, – в Аксамале какой-нибудь собиратель редкостей из толстосумов мог бы отсчитать за такую десятка два скудо. Воинственных бабулек растащили, силой запихнули в телеги под надзор родственников, а Почечуй долго потом возмущался, стоя на берегу: «Куда лежут? Пешок… энтого… шыплетша, а туда же… В драку…»