Лорел Гамильтон - Поцелуй мертвеца

— Если вы впредь захотите работать со СВАТом, вам придется сидеть здесь столько, сколько мы захотим, и отвечать на все вопросы, которые мы зададим, — прошипел Престон.

Я покачала головой и улыбнулась.

— Не вижу ничего смешного, — сказал Оуэнс.

— Последнее, что я слышала, Брайс и Гермес успешно идут на поправку.

Престон поднялся, используя свой высокий рост, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Не впечатлило.

— Гермес за метр восемьдесят, а вы толкнули его в стену, оставив на ней гребаный отпечаток его тела, и отшвырнули вампира так, что он наполовину проломил эту же стену. Это не стандартная процедура, Блейк. Мы хотим понять, что произошло.

— У вас должны быть где-то анализы моей крови. Я уверена, что они помогут вам во всем разобраться.

— Вы носитель шести различных штаммов ликантропии и при этом не перекидываетесь, что с медицинской точки зрения невозможно.

— Ага, вот такое я медицинское чудо и моя чудесная задница отправляется домой.

—Куда именно? — спросил Оуэнс.

Я посмотрела на него, сузив глаза:

— Что значит, куда именно?

— К себе домой или в «Цирк Проклятых» к Мастеру Города Сент-Луиса?

— Сегодня в «Цирк Проклятых», но не то, чтобы это было ваше дело.

— Почему сегодня туда?

Как же я устала отвечать на эти вопросы.

— Потому что мы наметили остаться сегодня там.

— Кто это «мы»? — спросил Оуэнс, и что-то в том, как он это произнес, зародило во мне подозрение, что моя личная жизнь интересует их куда больше профессиональной.

Я покачала головой.

— Детектив Оуэнс, я не обязана докладывать вам о своей личной жизни.

— Есть люди в верхах, считающие, что ваша личная жизнь ставит под угрозу вашу непредвзятость.

— Никто из тех, кто работал со мной плечом к плечу и попадал в опасные ситуации, не задавался вопросами о моей непредвзятости. Никто из тех, кто отправился со мной сегодня в тот дом, не задавались вопросами о моей непредвзятости, и честно говоря, это все, что меня волнует.

— Мы можем доложить, что вы слишком опасны и непредсказуемы, чтобы работать с сент-луисским спецназом, — произнес Оуэнс.

Покачав головой, я пожала плечами. Это было легче сделать сейчас, когда я не была обвешана броником и оружием.

— Вы можете, мать вашу, делать все, что вам заблагорассудиться. Ничего, из вышесказанного мною, не сделает никакой чертовой разницы. Вы, очевидно, решили использовать мою сексуальную ориентацию против меня, — решительно произнесла я. Я тоже знала правила игры.

— Мы не задавали вопросов о вашей сексуальной ориентации, маршал Блейк, — возразил Оуэнс.

— Я полигамна, а это значит, что люблю больше одного мужчины, и насколько я слышала, что раз я не белая и пушистая, не моногамная и не использую миссионерскую позицию, это ставит под угрозу мою непредвзятость. Разве не это же они говорили и о гомосексуальных офицерах?

— Мы возражаем не против такого числа мужчин, с которыми вы живете, а против того, что все они оборотни и вампиры, — произнес Престон.

— Так вы предвзято относитесь к моим друзьям только потому, что у них есть болезнь?

Оуэн коснулся руки Престона.

— У нас нет ни к кому предвзятого отношения, Маршал Блейк.

— Так вы не относитесь предвзято к вампирам или оборотням? — спросила я.

— Все совсем не так, это незаконно, — возмутился Оуэнс. Он потянул Престона за руку, пока этот высокий мужчина не сел.

Я осталась стоять.

— Рада знать, что вы не проявляете предвзятости на основании болезни или сексуальной ориентации.

— Полигамность — это не сексуальная ориентация, а выбранный образ жизни, — сказал Престон.

— Забавно, я считала это своей сексуальной ориентацией, но если вы психолог с опытом работы в сексуальных вопросах, то, безусловно, вы правы.

— Вы прекрасно знаете, что я не психолог, — прошипел Престон, и впервые я услышала в его голосе настоящий гнев. Если продолжу эту перепалку, возможно, заставлю его закричать, что также запишется на видео.

— Я понятия не имею о ваших профессиональных областях, детектив Престон. Я решила, раз вы говорите о моей сексуальной жизни, как эксперт, вы должны знать что-то, чего не знаю я.

— Да я ни слова не сказал о вашей чертовой личной жизни.

— Извините, мне показалось иначе.

— Вы отлично знаете, что это не так.

— Нет, — ответила я, посмотрев на него полными несчастья глазами, и произнесла холодным, контролируемым голосом, в котором появились нотки гнева, — нет, ничего я не знаю. На самом деле все, что я услышала, это что вы ставите под сомнение мою преданность моему полицейскому жетону и службе, потому что я сплю с монстрами, а это должно означать, что я тоже монстр.

— Мы никогда не затрагивали такое, — возразил Оуэнс.

— Забавно, — произнесла я. — Потому что именно это я и услышала. Если вы не это имели в виду, тогда, пожалуйста, просветите меня. Расскажите мне, джентльмены, что вы на самом деле имели в виду. Скажите, что я не так поняла этот разговор.

Я стояла и смотрела на них. Престон смотрел на меня, а Оуэнс произнес:

— Мы никогда не задавали вопросов о вашей семейной жизни, сексуальной жизни и не предполагали, что люди, страдающие от ликантропии или вампиризма, менее достойны прав и привилегий, чем остальные люди в этой стране.

— Если будете баллотироваться, напомните мне, чтобы я не голосовала за вас, — сказала я.

Он выглядел удивленным.

— Да я и не собирался.

— Ну, обычно если кто-то рассуждает о политике, значит, он нацелился на конкретную должность, — заметила я.

Он покраснел, вконец рассердившись.

— Вы свободны маршал. Лучше бы вам уже уйти.

— С удовольствием, — произнесла я и оставила их злиться на меня. Они могли дать рекомендации, которые не позволили бы мне в дальнейшем работать со СВАТом, но это были бы всего лишь рекомендации, к тому же, другим офицерам эти парни нравились не больше, чем мне. Они могли рекомендовать все, что им вздумается, и могли катиться ко всем чертям, потому что мне было все равно. Я направлялась домой.

Глава 29

Чего мне хотелось, так это душ, крепких объятий, еды, хорошего секса и сна. А что получила? Двух своих так громко спорящих любовников, что я прекрасно могла их слышать через драпри, из которых состояли стены гостиной «Цирка Проклятых». Никки шел позади меня, таща одну из моих сумок с оружием. Клодия несла другую. Она возвышалась над Никки на несколько сантиметров — одна из самых высоких людей, которых я когда-либо встречала, и определенно, самая высокая из женщин. Ее длинные, черные волосы, как обычно, были собраны в высокий, тугой конский хвост, оставляя ее лицо открытым, темным и поразительно красивым. И не изящной женской красотой. У Клодии были волевые, высокие, лепные скулы. Она была красоткой даже без макияжа, одетая в черные штаны и майку, неофициальную форму охранников. Ее плечи и руки были такими мощными, что даже самое незначительное движение выставляло напоказ ее мускулы. Хотя Никки и был шире в плечах, Клодия рядом с ним маленькой не казалось. Она была высокой, сильной и опасной. В наплечной кобуре с пушками почти не было необходимости, как в дополнительных розочках на верхушке праздничного торта, который и так уже покрыт толстым слоем глазури. А то, что она была веркрысой, делало ее быстрее и сильнее меня, и это означало, что внешний вид описывал ее точнее некуда. Клодия была опасной, но сражалась на нашей стороне, так что все в норме. Кроме того, у нее была совесть, в отличие от Никки, которому приходилось одалживать ее у меня. Совесть мешала нам быть такими смертоносными, какими мы могли быть на самом деле.