Тимур Туров - Ядовитая кровь

Влад направился к двери, осторожно продвигаясь вдоль стены, так, чтобы не нарваться на пулю, если что. Дверь так себе, пулю даже не дернет. Особенно хитрую, бронебойную пулю.

Влад остановился возле двери. В глазок лучше не смотреть, бывали прецеденты. Снаружи виден свет в глазке, когда свет пропадает – можно стрелять, клиент на линию отстрела прибыл.

А то, что чутье ничего не говорит, не предупреждает, так оно за последние два дня вышло из доверия.

– Кто? – спросил Влад негромко.

– Кто-кто... мент в пальто! – ответил Богдан. – Мокрый, злой, не выспавшийся мент. Дальнейшие разговоры через дверь будут считаться попыткой сопротивления при исполнении, огонь открываю на поражение.

Влад открыл дверь, осторожно отпустил курок и поставил пистолет на предохранитель.

– Исполняй, – сказал Влад. – Но так, чтобы поразил.

Богдан сделал зверское лицо, взял Влада двумя руками за плечи, втолкнул в квартиру, захлопнул дверь и рванул на кухню, приговаривая: «Кофе, кофе, горячий кофе».

– Ты здесь какого черта? – поинтересовался Влад, остановившись в дверях кухни.

– Такого, – очень содержательно ответил Богдан, вытаскивая из холодильника кольцо колбасы. – Какого черта меня выдернул из постели Руслан в три часа ночи, такого я и здесь.

Он с хрустом откусил кусок колбасы.

– Снять обувь я даже не предлагаю, – сказал Влад. – Все равно сам будешь мыть полы. Потом. Как только все закончится, так сразу и начнешь.

– Ага, щас! – Богдан еще откусил от кольца, положил его на кухонный стол, прикинул на вес, есть ли в чайнике вода, разжег под ним огонь. – Щас я все брошу...

– Хамишь старшим по званию, – напомнил Влад.

– Ой-ей-ей! Боюсь-боюсь-боюсь! – Богда сел на табурет, протянул руки к чайнику. – Ты знаешь, старший по званию, что плюс шесть – это очень холодно. Особенно под дождем, в хлипких туфлях и посреди ночи.

– Знаю. И еще знаю, что не велел ко мне приходить. Позавтракал бы в другом месте.

– Да? Полагаешь, что те, кого я будил в интервале с трех тридцати до пяти пятнадцати, были в безумном восторге от моего появления? Знаешь, чего я наслушался за это время? Это от, казалось бы, утонченных, интеллигентных людей. Один раз даже от женщины. В полупрозрачном пеньюаре на голое тело. Она меня материт, а стою и не могу выбрать – текстом наслаждаться или спросить, на хрена она лобок елочкой выстригла. – Богдан помотал головой. – Где моя колбаса?

– На столе, у тебя за спиной. И ее можно очистить.

– Ага. Обязательно. Сама очистится. – Неестественно выгнувшись, Богдан взял со стола колбасу. – Ты не будешь? Нет? Тогда я доем, ладно?

– Там в холодильнике еще пельмени лежат замороженные.

Богдан замер с колбасой перед открытым ртом:

– Вот это сейчас была шутка?

– Констатация.

– Я так и подумал. – Богдан снова откусил. – Прикинь, художники и художницы. Служители Мельпомены, мать их так.

– Не Мельпомены, – не согласился Влад, достал из шкафа кофе и сахар. – Не помню, как там про живопись, но точно не Мельпомена.

– И хрен с ней, скажу я тебе! Мельпомене было бы стыдно за таких служителей. Выношу я, значит, ногой дверь в студию...

– Ты на телеканал вломился?

– В студию, бестолочь, в место с большими окнами, где художники рисуют.

– Понял.

– Ага, только не рисуют они там. Большая круглая кровать, метра три в диаметре, на ней искомый мною художник и три голые, совершенно обнаженные бабы. Прикинь... – Богдан решил, что чайник уже нагрелся, сделал себе кофе и жадно глотнул. – Горяче!

– Студи, дураче, – подхватил Влад и осекся, вспомнив, как это звучало в его сне, в степной балке. – Что тебя возмущает?

– На его месте должен быть я!

– Напьешься – будешь, – пообещал Влад.

– Обещаешь?

– Гадом буду.

– Ну ты и га-ад!.. – протянул Богдан. – Так я доем колбасу?

– Доешь. И еще попросишь.

– Могу. – Богдан кивнул с самым сокрушенным видом, на какой был только способен. – Но чего это я все о себе да о себе. О деле.

Влад сел на свободный табурет, подпер щеку кулаком.

– Вижу, ты готов слушать. – Богдан допил кофе, с сожалением посмотрел на колбасу и отложил ее в сторону. – Меня поднял Руслан. В три часа.

– Уже говорил.

– И что, от этого мне становится легче? Так вот, он меня поднял и послал.

– Уж послал, так послал...

– Именно. Но все могло быть и хуже. Мне катастрофически повезло – адрес поначалу был один, совершенно внятный и однозначный. В районе Полтавского шляха, там такие гадючники замечательные, трущобы, честное слово. Нет, я нашел. И что я там увидел? А увидел я там руины. И что там еще ожидать, когда месяц назад там рванул газ. Одна квартира вдребезги, кого-то отселили, но сосед снизу уцелел, и квартира его тоже. И сосед мне сказал...

– В три часа ночи?

– А куда он, на фиг, денется? Дверь хлипкая, я парень резкий.

– Жалоба будет?

– Да какая жалоба? У него от двери так ацетоном несло, что боже мой. В коридорчике я с ходу заметил пакет с мелко порубленным сушеным растением. Когда поднял красавца с раскладушки, на нем уже несколько статей висело. С ходу. А если бы проверить, что за шмотки у него в чулане, так еще и кража была бы. Ты понимаешь...

– Понимаю.

– Вот и он понял. Посему, как только пришел в себя после нокдауна...

– Нокдауна?

– Легкого такого, предупредительного...

– В голову.

– А куда мне его бить? В голову, она ему все равно не очень нужна, колется он в руку. – Богдан с сомнением посмотрел на остатки колбасы. – Вот. Так он сообщил, что да, прямо над ним жил художник... Жил-был художник один...

– Да съешь ты ее, в конце концов! – не выдержал Влад. – Засунь себе в пасть, пережуй, проглоти – я подожду.

– Не попрекай меня едой, – обиженно произнес Богдан, но колбасу взял и съел. – Да, жил художник, так себе, не супер. Бабок у него не водилось отродясь, пару раз даже к моему наркоше заходил, одалживался, но отдал все точно и в срок. Да. Потом попал в больницу. Угадай, в какую?

– В дурдом.

– Угадал, призовая игра. Это три месяца назад он туда попал, а перед этим, год назад, он загремел в хирургию, с черепно-мозговой травмой. Не сильной, но хорошей – нарвался на группу малолеток, которым что-то там в художнике не понравилось. Из больницы он вышел через пару недель, и все стало хорошо. Даже деньги начали появляться. Даже выставка у него образовалась как раз перед тем, как в дурку загремел. Первая личная выставка. У них это как орден. Выставка прошла, виновник торжества устроил попойку для узкого круга, а через неделю его и забрали. Санитары, когда увозили, сказали, что последствия травмы.

Богдан сделал паузу, задумчиво глядя в свою чашку.

– Это все?

– Как же все, я еще про голую бабу не рассказал и про групповуху. – Богдан вздохнул и поставил чашку в мойку. – Взорвалась квартира ночью, банально, никого не убило, но начался пожар, бравые пожарные все водой залили, но сосед снизу никуда не ушел, у него там инструментарий и клиентура. Да... Казалось бы, тупик. Любой другой сыщик спасовал бы, отправился бы – и это в лучшем случае – в дурку, стал бы наводить справки, все затянулось бы, а ему было сказано результаты добыть незамедлительно и побольше. Что сделал гениальный сыщик Богдан Лютый? А гениальный сыщик Богдан Лютый узнал у наркоши, где именно проходила выставка, и отправился к владельцу арт-галереи «Задница» Вениамину Сигизмундовичу Феофилактову.