Мария Захарова - Вой лишенного, или Разорвать кольцо судьбы

— Сейчас зачем?!

Казалось, мужчина опешил от подобного заявления. Он застыл на месте, а его взгляд с укоризной вперился в старика, безмолвно обвиняя того в предательстве.

Вздохнув, Сарин покачал головой.

— Хорошо все будет. Лита тебя давно поняла, а оттого, что ты еще десяток раз повторишься, ситуация не изменится.

— Ты представляешь, что будет, если она начнет…

— Не начну! — вскричала Литаурэль, гневно сверкая глазами. — Сказала же, все помню.

Девушка глубоко вдохнула и продолжила спокойнее.

— Молчать, головы не поднимать в глаза не смотреть, от тебя не отходить. Все? Или я что-то забыла? — Она уже не кричала, но в голосе ее звучал неприкрытый вызов.

— Вот! — одновременно сказали мужчины, переключая внимание друг друга на Литаурэль.

Ей не составило труда понять, что смысл обращения имел различную смысловую нагрузку, отчего девушка застонала и, демонстративно отвернувшись от спорщиков, направилась вниз по тропе.

— Тиран, еще хуже Сальмира, — буркнула она так, чтобы Лутарг услышал.

— Куда уж хуже, — не согласился с ней молодой человек, поджав губы, готовые расплыться в улыбке. Так его еще никто не называл.

Деревню они обошли вокруг и вошли в Трисшунку с западного края, чтобы местные жители решили, будто путники идут с нижних поселений.

— Зря старались, — проворчал Сарин, возле дверей таверны, пытаясь отчистить налипшую на каблуки грязь. — Только вымазались окончательно.

Лутарг хмыкнул в ответ, позволяя Лите привести его обувь в относительно приемлемый вид. Он привычно спрятал глаза под темной повязкой, вновь изображая слепца, и не мог сейчас обслуживать себя самостоятельно, не вызвав при этом подозрений.

Когда входная дверь скрипнула, поддавшись отворяющей руке Сарина, молодой человек внутренне подобрался, вслушиваясь в какофонию звуков, вырвавшуюся их помещения вместе с теплом и запахами съестного. Разговоры на разные лады, стук кружек о столешницы, звон посуды и шипение напитков — обычные составляющие повседневной жизни любого постоялого двора.

Он тихонько выдохнул, довольный, что таверна не забита до отказа, как тому способствовала погода. Моросящий дождь, начавшийся с самого утра, должен был согнать под крыши весь трудовой люд.

"Чем меньше народу нас увидит, тем лучше", — думал Лутарг, следуя за Литаурэль к стойке. Покоящаяся на его плече рука, мягко направляла мужчину в нужную сторону, и тот старательно делал вид, что не может без нее обойтись.

— Нам бы комнату до завтра, и воды горячей обмыться, — обратился Сарин к хозяину. — Чуть до дому не успели, погода подвела, — пожаловался он сочувственно кивающему мужчине.

— Конечно, конечно. Есть еще, — пробасил мужчина. — Сделаем.

Старик благодарно улыбнулся, и положил на столешницу несколько монет.

— Хватит с ужином? — спросил он, размышляя, не заломит ли хозяин цену ввиду безвыходного положения путешествующих.

— Одну только, — оправдав ожидания старца, ответил владелец ночлежки.

— Сын с женой, — согласно кивая, отозвался Сарин.

— Понятно.

Монеты тут же исчезли в огрубевшей ладони, а хозяин, смахнув капли со стойки, вышел в зал, чтобы проводить новых постояльцев. Старец, пропустив вперед Лутарга и Литаурэль, двинулся следом.

Глава 24

Когда дочь вернулась из добровольного плена, Кэмарн считал, что самое страшное осталось позади. Что теперь, когда Лураса рядом с ним, в стенах родного дворца, в окружении с детства знакомых людей — все наладится, и ничто уже не омрачит существование всех тэланцев и его собственное, но он ошибался. И сейчас, меряя шагами замковый коридор, вейнгар винил себя в том, что был слеп.

Ему говорили — Сарин и Гарья, что девочка тиха и понура, что, устремив взгляд в ночь, льет слезы, но он отказывался верить. Не желал видеть и слышать. Был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на горести других, даже своего ненаглядного цветочка. Стал эгоистичен, охваченный радостью воссоединения, за что теперь мысленно вымаливал прощения у той, что находилась за стеной, пытаясь подарить миру Гардэрна и Траисары новую жизнь.

Кэмарн не увидел дочерней привязанности к шисгарскому карателю, не понял ее, а потом отказывался принимать, тем самым усугубляя боль любимого ребенка. Изначально не предвидевший такой возможности, мужчина оказался не готов к ней и, предпочитая рассматривать годичное отсутствие дочери, как жертву, был ослеплен чрезмерной горделивостью от ее самопожертвования.

Очередной крик, достигший его ушей, заставил Кэмарна застыть. Сердце сжалось от страха и боли, дыхание перехватило. Некоторое время мужчина стоял оглушенный бешеной пульсацией в висках, затем заставил себя вздохнуть — медленно и глубоко. Немного отпустило.

— От того, что здесь расхаживаешь, ничего не изменится, — словно издалека услышал вейнгар слова Сарина, подпирающего стену недалеко от входа в покои роженицы.

— Оставь, — буркнул он, нервно заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос. — Не хочу ничего слышать.

Друг еще что-то сказал, но Кэмарн уже не расслышал, так как внутри него все напряглось вторя очередному болезненному крику.

Он успел позабыть, каково это — ждать за дверью и волноваться. Трижды пройдя через родовые муки, потеряв в процессе двух жен, вейнгар все же оказался не готов стать свидетелем мучений собственной дочери.

— Когда уже?! — воскликнул мужчина, едва справляясь с желанием закрыть уши руками и сбежать туда, куда стенания не донесутся.

Сарин, также скривившийся от душещипательного вопля, выдавил в ответ:

— Должно быть, скоро.

Словно услышав мольбу мужчин, из комнаты выскочила молоденькая служанка, неся в руках измятые, окровавленные тряпки. На ее бледном лице появилась ободряющая улыбка, адресованная вейнгару.

— Уже видно, — шепнула девушка, проносясь мимо, и у Кэмарна чуть отлегло от сердца.

— Недолго, — со знанием дела сказал он Сарину, на что тот ответил неуверенным кивком.

Ночь неумолимо приближалась к рассвету, и роды на данный момент длились почти сутки. Верить в "недолго" с каждым прошедшим мгновеньем становилось все сложнее. Да и память о том, насколько маленькой была Лураса и какой богатырь, должно быть вырос в ней, не давала Сарину покоя.

Прогноз вейнгара не оправдался. Возле дверей покоев роженицы мужчины провели еще несколько часов, и только когда Сарин уговорил своего господина отойти ненадолго, чтобы выпить подогретого вина и подкрепиться быстрым завтраком, им послышался протестующий крик новорожденного.