Лариса Петровичева - Охота на льва

— Господа, вам нравится страна, в которой мы живем?

Министры моментально умолкли и уставились на государя с видом малышей, которых родители застали за дракой в детской.

— Как можно, сир, — медоточиво пропел Микош, — как можно не любить нашу Родину?

Прочие господа закивали, а Берг снова стукнул кулаком по столу и проревел тем голосом, который вводил в ужас амьенские войска на высотах Гвельда:

— Любим, сир! Голову за нее сложим! Да я за Отечество…, - и он кратко, но пылко сказал, что сделает с врагами родной страны. После этого врагам оставалось только искренне посочувствовать.

— Очень хорошо, — кивнул Шани. — Я и не сомневался. Любя родину, вы отлично видите, насколько она изменилась. Если раньше этого бедного сумасшедшего уже тащили бы на костер, то теперь его слушают, верят ему… Потому что наша родина заслужила своей кровью свободу от внешней и внутренней тирании, свободу для каждого из нас. Поэтому, пока этот несчастный не призывает к свержению законной власти, пока он не хулит церковь и веру, я не вижу причин реагировать на него вообще. Пусть его слушают, пусть убедятся, насколько он смешон и глуп. В конце концов, я уверен, что все те, кто так внимает ему сейчас, вскоре поймут, что перед ними обманщик и сумасшедший. Потому что если прежде он был бунтовщиком, то теперь мне ясно, что он безумен, и здесь задача не для охранных отрядов, а для кафедры душелечения.

— Правильно, сир! — рявкнул Берг. — Много чести дураку, внимание на него обращать!

— Благодарю вас, Берг, за честность, — кивнул Шани. — Если в этом вопросе мы пришли к соглашению, — он обвел министров тяжелым пристальным взглядом, и те дружно закивали, — то предлагаю продолжить заседание. На повестке дня вопрос об академиумах, Микош, мы готовы выслушать ваш доклад.

Когда заседание подошло к концу, и министры, собрав свои бумаги, отправились из дворца в ведомства, то Освальд подошел к императору и спросил:

— Сир, но что же делать со сходством? Я клянусь честью, что это тот же самый человек, который двадцать лет назад вознесся на небеса, это именно он. Ваш ссыльный лекарник.

Шани безразлично пожал плечами.

— Натура и память, мой дорогой Освальд, частенько над нами шутят. Я уверен, что ваша склонность к логическому анализу событий позволит вам сделать правильные выводы и более не обманываться.

— Разумеется, ваше величество, — мрачно согласился Освальд и покинул кабинет. Артуро отошел от стены и приблизился к государю.

— Прикажете послать в Загорье группу ликвидации?

Шани криво усмехнулся.

— Что вы, конечно, нет. Не хватало снова сделать из него святого. Пусть проповедует, сколько ему угодно. Есть ли вести от Мари?

— Пока нет. Но внедрение прошло успешно.

Артуро терпеть не мог дзёндари императора, но сдержанно признавал ее мастерство. Какая все-таки умница — предложила втереться в доверие к самозванцу, разыграть перед ним кающуюся грешницу и разваливать все замыслы изнутри. Судя по телеграмме, присланной императору несколько дней назад, наивный дурачок купился на незамысловатую наживку. Артуро даже пожалел, что не сам придумал такой прекрасный план.

— Как только они ее не раскусили, — сказал Артуро. — Ладно самозванец, но Супесок-то вроде поумней. Чтобы дзёндари смогли так легко ранить и пленить…

— Всем хочется одержать победу над великим противником, — произнес Шани, выходя вместе с личником в коридор. — Иногда хочется настолько, что глаза перестают видеть лежащее прямо на поверхности.

Артуро пожал плечами.

— Не знаю. Я не такой.

Глава 11. Бог приходит в город

— Мы требуем, а не просим! — оратор, влезший на опору фонарного столба, был очень молод и еще не избавился от юношеских прыщей — однако это не мешало ему произносить зажигательные речи. Девушки в клетчатых юбках работниц ткацкой фабрики смотрели на него с восторгом.

— Требуем, а не просим! Тре-бу-ем! — закричали из толпы.

Цепочка охранцев, что удерживала толпу на небольшом пятачке набережной, слушала совершенно без интереса. Крич и Пазум, которых сегодня определили в оцепление, сидели чуть поодаль, под зонтиком уличного кафе, хозяин которого увидел скопление народа и ничуть не прогадал, открыв заведение для гостей.

— Доколе власть будет притеснять истинно верующих? — продолжал разоряться прыщавый оратор. — Доколе власть будет игнорировать интересы лучших представителей народа? Даешь выборные органы самоуправления! Даешь полную и неограниченную свободу собрания! Даешь свободную прессу! Долой тотальный контроль общества! Мы требуем, а не просим! Пришло время говорить открыто!

— Крич, думал ли ты, что в столице будет вот такая ерунда? — спросил Пазум и ткнул пальцем в сторону митингующих. — Чудные дела творятся, — и, сложив руки рупором у рта, крикнул оратору: — «Даешь» надо девкам румяным кричать!

Румяные девки из числа зрителей кокетливо захихикали. Крич отхлебнул крепкой пенной браги из своей кружки и пожал плечами.

— Да ну, чудные… Дураков всегда хватало. Это сейчас государь всем все разрешает по доброте душевной, — в доброту его величества Крич верил примерно так же, как в то, что феи дарят детям конфеты за выпавшие зубы, но никогда не забывал, что и у стен бывают уши, — а вот мне отец рассказывал, что при старой власти таких говорунов быстро бы разогнали из пистолей на поражение.

— Шли бы лучше работали, — поддакнул Пазум. — Больно умные.

Прыщавый едва было не сверзился со своей верхотуры, но кричать о несправедливости власти не прекратил. Несправедливость… ведь, наверное, в академиуме учится, а при других раскладах и читать бы не умел, и крестик ставил вместо подписи. Всех плохая власть выучила, накормила, воспитала, жаль, что на свою голову.

В это время откуда-то слева повеяло крепкими и сладкими духами, и к господам старшим офицерам подбежала бойкая баба в пышном желтом платье и накидке по сезону.

— Тара Вильница, — представилась она и сунула в руки Кричу и Пазуму модные визитки с обрезным краем, — мастерица гильдии проституток.

— Иди отсюда, — сказал Пазум, — мы на работе.

Но мастерица и не вздумала убираться. Она подобрала юбки и втиснулась на лавку между мужчинами, малость обалдевшими от подобного напора.

— Господа, — сказала она, — это ведь вы расследовали убийство моей голубки, Милы Квиточек? Изрезал ее белесый изувер…

— Мы, — сразу же подобрался Крич. Видение погон начальника ушло на задний план размышлений, но не утратило своей сладости.

— Вот вам круг святой, он сейчас там стоит! — зашептала проститутка, схватив Крича за рукав и тыча пальцем в сторону митингующих. — Он это, подлец белобрысый! Стоит и ухмыляется, а Милу, девоньку мою, всю ножиком истыкал! Пойдемте! Схватите его, чтоб неповадно было!