Высокое Искусство (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

— Как ты думаешь, сколько всего цехов на свете?

Елена опять задумалась.

— Ну, не знаю, — сказала она с явной неуверенностью. — Десятка три, наверное… Нет, с полсотни.

— Почти угадала, — хмыкнула Флесса. В обычном городе постоянно работают от двадцати до пятидесяти цехов. Смотря насколько город большой, и чем он занят. Если стоит на реке, значит там цеха рыбников и судостроителей. Если нет, значит, лесопилки, свиноводы и так далее. Угольщики, гончары. Понимаешь?

— Да.

Большой город, это другое дело, а полная цеховая роспись Мильвесса насчитывает сто тридцать два цеха.

— Ого!

— А ты как думала! Драпировшики, изготовители кошельков, переплетчики, хранители вин, красильщики в белый цвет, красильщики в синий цвет и все остальные тоже. Перчаточники, валяльщики войлока, кузнецы с гвоздями, кузнецы с подковами, еще пяток разных кузнечных занятий.

— И все это самостоятельные цеха?

— Конечно! Со своими грамотами, правилами, уставом. И самое главное, — Флесса назидательно подняла сложенные вместе указательный и средний пальцы, призывая к вниманию. — С точными, строгими правилами ремесла.

— Не понимаю. А, нет! Кажется, понимаю. Сколько чего мешать и все такое?

— Именно, — кивнула Флесса. — У каждого ремесла есть подробнейший свод, что и как должно делать, а чего делать нельзя ни в коем случае. Все учтено. Если это стальной доспех, то какой металл, где надлежит ставить клеймо и каким испытаниям подвергаются пластины. У тебя есть кольчуга?

— Нет.

— Покажу потом в арсенале, на каждой хорошей «плетенке» всегда приклепана медная бляха с клеймом — где и какой мастер ее сделал. А если это хлеб, то в цеховых книгах описано как он печется, из какой муки, какого должен быть размера и веса каравай.

— А у муки есть своя роспись?

— Конечно. И так во всем. Когда ты покупаешь хлеб, то знаешь, что он будет надлежащего качества и веса. Когда заказываешь одежду, тебе не нужно ломать голову над ее качеством, потому что ткань поставлена цехом сукноделов. Любой цех следит за своими работниками, всегда бдит. И если кто-нибудь начинает жульничать, недовешивать, варить плохую сталь, цех его жестоко наказывает вперед всяких законов и судей. Ведь если работа негодная, за что требовать привилегии?

Елена крепко задумалась. С такой стороны оценивать явление цеховой организации ей не приходилось. И в словах герцогини имелся вполне определенный, сермяжный такой смысл.

— Но…

— Но?..

— Но ведь подмастерья, они же в аду живут, — нашлась Елена. — Годы в нищете, как рабы, пока не накопят денег на экзамен. Многие так и не собирают. Или приходится жениться на дочках мастеров.

— А тебе не все равно? — с великолепным пренебрежением отозвалась Флесса.

— Но это как-то… — Елена немножко разозлилась, понимая, что сегодня слишком часто тянет, попадает впросак и не может внятно парировать словесный выпад.

— Как-то, наверное, — согласилась Флесса, снова вытянув стопу и ловя золотой спиралью на щиколотке луч света. — Но скажи, а какое тебе дело до мучений какого-то подмастерья, которому приходится крыть страшную как убойная лошадь дочку старого мастера? Разве это твои заботы? Зачем жалеть того, кто тебя жалеть не станет?

Елена сложила руки ковшиком, набрала теплую воду и полила на лицо, зажмурившись. Кажется ее стройная картина архаичности цехов и прогрессивности буржуазно-демократических преобразований была… неполной.

— Продолжай, — попросила она.

Итак, молодой правитель, чтобы собрать в казну больше денег, играл в долгую, пытаясь на ходу пересобрать телегу, что худо-бедно катилась веками. И у него могло бы получиться, но… чтобы заработать много денег, вначале приходится тратить очень, нет, скорее ОЧЕНЬ много денег. Подкупы, продвижение верных людей, награждение должностями, раздача земель и привилегий — все стоило золота. Император занимал, занимал и занимал, влезая в долги. Кто знает, чем бы все закончилось в итоге, но тут в дело вмешалась сама природа. На Ойкумену обрушилась череда недородов. До опустошающего голода было еще далеко, однако денег в кошельках стало существенно меньше. Меньше денег, меньше налогов, худая казна. И это не считая повсеместных слухов о том, что Пантократор недоволен правителем, показывает миру свой гнев, чередуя летнюю засуху и бесснежные зимы.

И тогда Император сделал то, чего люди в здравом уме не делают никогда — взял несколько очень крупных займов у Острова. Для таких сумм требовалось серьезное обеспечение «в натуре», то есть землей и правами откупа. Залогом стали последние на континенте обширные массивы леса и право сбора доходов от Великой Ярмарки. А Ярмарка — не корова намычала, но экономическое событие мирового масштаба.

Раз в два года сотни, тысячи купцов привозили товары со всей Ойкумены, а за купцами тянулись все остальные, как лесное зверье к живительному роднику. Здесь покупали и продавали, сколачивали огромные состояния и разорялись подчистую, роднились кланами и начинали кровную вражду на поколения вперед. Здесь можно было купить все, даже невесту или жениха из родовитой, но разоренной семьи, так что на каждой Ярмарке с десяток-другой богатых и незнатных выскочек обретали дворянство по праву брачных уз.

На две недели Ярмарки прекращались войны, ее территория объявлялась зоной особой подсудности, имущество торговцев охранялось страшными карами и огромными штрафами независимо от вероисповедания. По ходу события нельзя было судиться и принимать в залог имущество. Кроме того Мильвесс оплачивал купеческий постой (обычно торговец, остановившийся в доме, не платил деньгами, а брал на себя возмещение части домовых расходов).

Разумеется, Ярмарка приносила гигантский доход в виде сборов, которые традиционно взимал император и две трети оставлял себе. По традиции же эти деньги считались неприкосновенными. Они шли только в личную казну правителей, не участвуя в иных коммерческих операциях. Под залог лесов и доходов от будущей Ярмарки император занял у Острова в несколько приемов очень много золота, которое затем отказался возвращать.

Ну, то есть не сказать, чтобы отказался… Насколько поняла Елена, скорее это можно было назвать техническим дефолтом. А может временным банкротством. Император не сказал, что кому должен, всем прощает, нет, ни в коем случае! Просто денег-точка-нет, недород, вороватые откупщики, незапланированные расходы. Что же касается леса (который Сальтолучард уже расписал на десять лет вперед, готовясь серьезно обновить флот), то прежде чем отдать залог под вырубку, требовалось провести тщательную ревизию, заново оценить границы и так далее. А после завершения Ярмарки сгорела часть дворцового архива, где по несчастливому стечению обстоятельств погибли все записи, касавшиеся сборов.

Император эффектно вывернул пустые карманы и, фигурально выражаясь, посоветовал заимодавцам держаться, сохраняя хорошее настроение. А как только денег в казне прибавится, тогда конечно же оплата по всем счетам воспоследует без промедления! Кроме того император удвоил охрану, купил несколько наемных отрядов на постоянном жаловании, а также дозволил ремесленным советам формировать собственные дружины. И под конец сообщил, что намерен собрать отдельный совет для организации винной монополии короны. Островитяне оказались в типичном положении кредитора, перед которым всегда гостеприимно раскрыта дверь, но не кошелек. Это было нагло, это было рискованно, однако загнанный в угол хроническим безденежьем молодой император пошел ва-банк и сгреб все фишки со стола, надеясь провернуть реформации, прежде чем сумма недовольства приведет к настоящим потрясениям.

— Большие долги это уже не твои проблемы, а проблемы кредитора? — процитировала Елена, уже и сама не помня кого. — Но так ведь и отравить могут.

Определенно, ей все больше нравился этот молодой император, упорно гнувший вселенную под себя, несмотря на инерцию махины, что катилась тысячу лет по одной колее. Елена никогда не задумывалась над тем, что делает, как живет обитатель громадного дворца в юго-западной части Города. Он просто был, как солнце, море и прочие проявления природы. Небожитель, сразу и навсегда отделенный от всех остальных положением и происхождением, как высший приматор. И вот, оказывается, пока лекарка выживала, как придется, вокруг происходили такие удивительные вещи. Нет, конечно отголоски увлекательных конфликтов она наблюдала ежедневно в разных формах. Но подоплека оказалась увлекательна, как хороший детектив. И вызвала укол недовольства — ведь все это она могла бы узнать сама, если бы поинтересовалась. Если бы оглянулась на мир вокруг себя, оторвавшись от угрюмой борьбы за существование.