Виктор Исьемини - Летний зной

- Дельце сладилось! - объявил Ингви. - Поутру придет шлюпка, и мы распрощаемся.

Монахи переглянулись и промолчали. Они уже давно успели обдумать и обсудить различные варианты собственной судьбы, говорить теперь было не о чем. Ингви с вампирессой ушли в каюту, а святые отцы так и остались на палубе.

Шлюпка причалила с рассветом, контрабандисты не теряли времени. Ингви подозвал монахов и вручил им приятно тяжелый кошелек.

- Делите сейчас! - велела Ннаонна, это она потребовала, чтобы монахам выдали причитающуюся долю меннегернова золота на двоих, девушке охота была напоследок поразвлечься, поглядеть, как монахи станут ссориться при дележке.

Однако Тонвер с Дунтом будто утратили всякую охоту к развлечениям. Оба выглядели мрачными, даже Тонвер растерял обычную энергию. Он не стал возражать, когда Дунт сунул кошелек в складки просторного плаща - дескать, потом разделим, без суеты.

- Ах, ваше величество, - заявил толстячок, - высокая честь для нас, скромных служителей Светлого, - высочайшая честь! Сопровождать в этом походе столь значительную персону, как ваше величество...

- Было хорошо, - коротко подтвердил Дунт.

- Не знаю, сколько дней отпущено Гилфингом смиреннейшему из слуг, - как всегда многословно бубнил Тонвер, - однако я до последнего вздоха стану вспоминать наше плавание. Эх, какие приключения, какие славные дни...

- И ночи, - вставил Дунт.

- Жаль, что нельзя рассказывать об этих прекрасных деяниях. Увы.

Ингви с Ннаонной и Никлисом собрали нехитрые пожитки - багаж большей частью состоял из оружия и доспехов - прихватили кадку с вытянувшимся Древом, и снесли груз на шлюпку. Гребцы, невозмутимые загорелые бородачи, ждали, пока пассажиры устроятся. Лотрик с палубы молча следил за тем, как чужаки покидают борт его "Одады". Шкипер помалкивал - должно быть, боялся спугнуть удачу. Ничего ему не хотелось так же сильно, как избавиться от беспокойных пассажиров. Чтоб снова началась размеренная тусклая жизнь - переход, погрузка, разгрузка, дешевое пиво, немытые хари старых знакомых в портовых кабаках, все те же немудрящие байки, те же унылые берега плывут за бортом... Славная, Гангмар ее дери, жизнь!

Ингви окликнул Лотрика с борта шлюпки:

- Эй, мастер, держи!

Золотой с чеканным профилем Черного Ворона сверкнул в лучах рассветного солнца, шкипер запоздало выбросил руку, но не успел. Монета звякнула о грязные доски настила и дребезжа покатилась по палубе. Лотрик позабыв обо всем на свете, бросился ловить ускользающий кругляш. Настиг, подхватил дрожащими пальцами, выпрямился.

Шлюпка уже отвалила - скользила по светлой, пронизанной розовым солнечным светом воде, гребцы привычно и легко работали веслами, а Ингви уже не глядел на "Одаду", склонился к Ннаонне и что-то сказал на ухо. Девушка рассмеялась - звонко, как серебряный колокольчик. Им не было никакого дела до старины Лотрика Кореля, и почему-то такое обстоятельство показалось шкиперу обидным. Он ненадолго соприкоснулся с тайнами Мира, с "величествами", "светлостями", Гунгиллиным Древом и золотом Меннерегна из Семи Башен - а теперь все позади, и ждет Лотрика привычная жизнь: переход, погрузка, разгрузка, дешевое пиво, немытые хари старых знакомых в портовых кабаках, все те же немудрящие байки, те же унылые берега плывут за бортом... И тут с моряком случилось странное. Вдруг защипало в носу, на глаза навернулись нежданные слезы. Что ж за судьба у него такая! Жизнь, настоящая жизнь ступила на подгнившую палубу "Одады", и вот - уже покинула барку. Настоящая жизнь промчалась поперек судьбы моряка, а он - что? Он остался на обочине и глотает пыль. Пожалуй, впервые Лотрик задумался: а хороша ли такая жизнь? А правильно ли так вот - служить фоном картины, начертанной Светлым между голубым небом и синим морем? Эх...

После прощания Тонвер и вовсе загрустил. Жизнерадостный толстяк сделался задумчивым и молчаливым, Дунт и вовсе не отличался разговорчивостью, так что парочка удалилась с "Одады" в молчании. Приятели, не сговариваясь, направились в кабак, влекомые чутьем. Куда бы ни попали разбитные монахи, в какой бы город ни завела их судьба, ноги сами несли к ближайшему кабаку.

Ближайшим, разумеется, оказался "Якорь". Темнота помещения Тонвера с Дунтом не смущала, скорей наоборот - показалась уместной. Монахи заказали вина и мяса, а когда прислуга удалилась, Дунт отсчитал приятелю его долю золота и тихо передал под столом. Тонвер только вздохнул, принимая монеты.

- Не пересчитаешь? - удивился Дунт. - Раньше ты не настолько доверял!

- Сам себе дивлюсь, брат, - пожаловался толстяк, - что-то сделалось мне томно.

- Попросить еще свечей? - долговязого монаха растрогало необычное настроение Тонвера.

- Не в свечах дело. Глаза мои не взыскуют света большего, чем дарит нам Мир, а вот душа...

- Что с душой?

- Душе света мало. Что-то сотворили со мной эти чародеи, не иначе! Томно мне, томно и беспокойно.

Тут появился подавальщик, принес кувшин вина, миски со снедью.

- Давай выпьем, добрый брат, - предложил Дунт. - Испытанное средство! И веселит тело, и дух просветляет.

- Тоже верно, - кисло протянул Тонвер.

Просветляли дух приятели обстоятельно, слуге пришлось доставить еще один кувшин. Затем, основательно просветленные, монахи вышли на улицу. Солнце успело подняться над крышами домов, и день был в разгаре. Горожане сновали туда и сюда по собственным заботам, но большинство двигалось от порта в направлении центра города.

- Куда спешат эти добрые люди, как ты думаешь? - осведомился Тонвер.

Тощий клирик пожал плечами.

- Я думаю, - продолжал толстяк, - нам надлежит двигаться в ту же сторону. И так слишком долго пренебрегали мы, недостойные, наложенными на нас обязанностями, так поспешим же за паствой! Что бы ни влекло добрых граждан Велинка, мы должны быть с ними в сей час. Я вижу, их лица исполнены печали!

В самом деле, вид у горожан был не очень-то веселый, они шагали мимо подвыпивших монахов с кислыми лицами.

Дунту было все равно, куда шагать - он был свободен, избавился от опасной компании, в кармане звенело золото. С паствой, так с паствой!

Монахи побрели в потоке хмурых велинкцев. Чем ближе к центру, тем больше народу становилось на улице и тем целеустремленней движение. Течение толпы вынесло добрых братьев на площадь. Долговязый Дунт первым разглядел эшафот в центр. Сбитый из толстых досок помост с установленным в центре столбом, вокруг - солдаты городской стражи, судейские в черных мантиях. Дунт сообщил о своем открытии приятелю, тот несколько оживился, стал приподниматься на цыпочки, чтоб получше разглядеть:

- Какого рода казнь ожидается? Что готовят палачи?

- Столб без перекладины, стало быть, не повешенье, - рассудительно объяснил Дунт.