Лилия Баимбетова - Перемирие

Балкон с резными столбиками, поддерживающими перила, тянулся вдоль стены и заворачивал за угол. Веклинг постоял на краю обрыва, примериваясь, и словно соскользнул вниз, мягко приземлившись на полусогнутые ноги. Он поднял голову.

— Давай, тцаль, спрыгивай, — сказал он, — Я тебя поймаю.

— Ты, что, думаешь, я мимо балкона промахнусь?

— Здесь слишком высоко для тебя.

— Если ты меня на голову выше, то это не значит, что ты умнее, — буркнула я, приседая на корточки и поглядывая вниз, — Ладно уж, лови.

Он, усмехаясь, поднял ко мне руки. Честно говоря, я, и правда, побаивалась прыгать с такой высоты. Прыгнуть я так и не решилась. Крепко взявшись руками за край, я соскользнула вниз и повисла на руках. Я почувствовала, как руки веклинга легли на мои бедра. Зажмурившись, я разжала пальцы и свалилась в его объятия. Когда я открыла глаза, веклинг держал меня, обнимая под мышками, и сапоги мои еще сантиметров на двадцать не доставали до пола. Прямо передо мной было его похудевшее бледное лицо с веселыми алыми глазами. Он улыбался.

— Боишься высоты, тцаль?

— Поставь меня.

Он осторожно поставил меня на пол. За мной спрыгнул дарсай.

— Хорошо бы найти воду, — сказал дарсай, одергивая задравшуюся рубашку, — Ведь пили же они что-нибудь, твои предки, а, тцаль?

— Надеюсь, — пробормотала я.

Я поражалась, до чего они оба оживились. Всего час назад они едва ли не умирали, а сейчас они оба вдруг снова стали активны, словно не было этих дней изнурительного холода….

Я оглядывалась вокруг. Прямо перед нами тянулся ряд высоких окон, прорубленных в скале. Стена была не слишком ровная, никому, видно, в голову не пришло выровнять и отполировать ее. Шириной каждое окно было не больше двадцати сантиметров. Я прижала лицо к окну и заглянула внутрь. Там было темно и ничего не было видно.

— Что там? — спросил веклинг.

Я покачала головой. Мы двинулись по балкону. Далеко внизу был мощеный двор, страшно было даже посмотреть вниз, а перила были такие низкие. Вороны шли впереди меня, я едва поспевала за их широкими шагами. Я торопливо шла за ними и думала о том, что раньше здесь, на этом балконе, стояли часовые, и как же им холодно было стоять здесь зимой. И откуда, спрашивается, возникают такие дурацкие мысли? Откуда мне знать, где здесь стояли часовые, и зачем им стоять на балконе?

Вороны завернули за угол. Я бросилась бегом догонять их, мне не улыбалась мысль одной пребывать на этом узком балконе с низенькими перилами, где вовсю гулял ветер. Я, и правда, боюсь высоты. Я догнала их за углом, они стояли перед небольшой дверью, которой заканчивался балкон. Я ткнулась в их спины и остановилась.

— Что? — сказала я.

Веклинг усмехнулся.

— Она закрыта, — сказал он, — и она каменная.

— И что же? — сказала я, удивленная его последним высказыванием. Обняв веклинга за талию, я просунула голову между Воронами. Маленькая дверца была перед нами в узком выступе стены. Дверца и впрямь была каменная, и чувствовалось, что она массивная и тяжелая, а замочная скважина была такова, что ключ пришлось бы держать обеими руками. Мне, по крайней мере.

— Осторожно, — сказал веклинг со смехом, — Столкнешь нас. Ну, что будем делать, тцаль? — продолжал он, — Что ты думаешь?

Я протиснулась между Воронами и приблизилась к дверце — с чувством гнома, который после скитаний по домам, предназначенным для громадин-людей, вернулся в личный свой домик. Эта дверца была сделана точно под мой рост, только я и смогла бы пройти здесь, не нагнув головы. Не сегодня и не вчера вытесывали и полировали эту дверь, вся она была выщербленная, словно сделана была тысячу лет назад, да так, наверное, и было. Как же приходилось пригибаться часовым, если они и вправду стояли на этом балконе.

Какой-то тихий шелестящий звук я услышала за спиной и обернулась. Дарсай опустился на пол, прислонившись к невысокому ограждению балкона и согнув в коленях расставленные ноги. Бледное лицо с синеватыми губами и кругами вокруг глаз обращено было к нам. Встревоженный веклинг склонился над ним. Дарсай еле заметно усмехнулся, встретившись с ним взглядом.

— Пока вы думаете, я посижу, — буркнул он, — Устал я что-то.

Одними губами я задала вопрос, пристально глядя на него, но он только покачал головой. Веклинг выпрямился, пригладил волосы и обернулся ко мне. Все оживление ушло из него, и его лицо тоже стало вдруг таким же усталым и жалким, как лицо дарсая. Прилив сил продолжался недолго. Несколько секунд я смотрела на них, чувствуя, как и меня охватывают уныние и усталость. Я снова увидела серое мглистое небо, бесконечный снег, засыпавший все вокруг, ощутила холод и сырость, пробиравшие до костей. Гор, окружавших крепость, не было видно за снежной пеленой. Я отвернулась от Воронов и, присев, заглянула в замочную скважину. Там было темно. Когда-то я лазила в сокровищницу лорда Марлона за изумрудами и рубинами, которыми Итен и я расплачивались в цирке и на ярмарках. Это только на Севере ценят подобные побрякушки, у нас же это обычная валюта, денег на юге не печатают, и северные монеты тоже не имеют хождения.

— У кого-нибудь есть кинжал? — спросила я.

Веклинг вложил в мою руку узкий стилет с гладкой черной рукоятью. Я повертела его в руках, прежде чем приняться за работу, — таких я еще не видела. Это не была вранжья работа, вранги не делают таких гладких, без украшений рукоятей, они любят затейливостью и тем более уж это не было изделие рук человеческих, такого странного голубоватого металла я сроду не видела (от нелюдей-то можно ожидать любых странностей, кто их, этих нелюдей, знает).

— Откуда у тебя такая штучка? — спросила я, полуоборачиваясь к нему и сдувая упавшую на глаза прядь.

Веклинг стоял, прислонившись к стене. Выглядел он не слишком хорошо, что и говорить.

Я отвернулась и, опираясь одной раскрытой ладонью об мокрый каменный косяк, стала поворачивать лезвие в замочной скважине, слегка нагнув голову на бок.

— Это старый кинжал, — сказал веклинг за моей спиной, — Он из могильников в пустыне, я нашел его еще харадаем. Я считал, что он приносит мне удачу.

Я спиной ощутила, как на миг он улыбнулся. Несколько неуверенной улыбкой, насколько я чувствовала.

— Что за народ там живет?

— Там никто не живет. Это старые могильники, чьи они, никто не знает. Если там кто-то и жил, то это было еще до нас.

На миг я задумалась и прекратила свое занятие. У Воронов нет письменности. Если тот самый пресловутый занд записывал свои предсказания, то пользовался он нашим алфавитом. И потом они так равнодушны к внешнему миру, сохранился бы в их памяти народ, который жил когда-то по соседству с ними, а потом вымер или ушел в другие края? С другой стороны, я никогда не слышала, чтобы еще кто-то жил в пустыне, кроме Воронов…