Гай Кей - Изабель

— Я говорил тебе, ничего не произошло, пока мы были на противоположных концах раскопок. Я же не мог попросить его подождать минутку, пока я схожу за папой. — Он посмотрел на противоположную сторону улицы.

Там было шумно и многолюдно, веселые люди вышли погулять в праздничный день. Парень с грузовичка продавал куски пиццы и безалкогольные напитки, еще один торговал рожками мороженого. Там были столики с поношенными туфлями и рубашками, продавались старые пластинки, книги, стулья, трости, горшочки с медом и оливковым маслом, юбки и купальники, кухонные принадлежности, керамика. Очень высокий и очень темнокожий человек в ярко-красной африканской одежде продавал наручные часы по пять евро. У другого были сельскохозяйственные орудия: лопаты, мотыги, грабли. Тачка на колесах. Нед увидел парня своего возраста, который держал старый ржавый меч и смеялся.

Почему бы ему не смеяться весенним днем?

— Ладно, подробности! Какую женщину мы ищем? — спросил Грег. Он сделал вид, что достает воображаемый блокнот, в духе полицейского, ведущего расследование. — Опишите подозреваемую.

Нед этого тоже ожидал и побаивался. Как описать Изабель? Как можно ее описать? Он пожал плечами.

— Так это не получится. Ты так просто ее не заметишь. Но она… высокая, у нее рыжие волосы, по-моему, такие золотисто-каштановые. Но ведь они могут быть спрятаны? Она выглядит молодой, но не… не по-настоящему молодой, если вы меня понимаете.

— Понятнее некуда, гражданин, — кисло произнес Грег. — По крайней мере, она хорошенькая?

Нед посмотрел на него, а потом на отца. Он вспоминал.

— Вы даже представить себе не можете, — ответил он. Перешел дорогу и вышел на солнечный свет, пробираясь между автомобилями, а отец с Грегом последовали за ним.

Она провела эту ночь на кладбище.

Когда поднялся ветер и стало холодно, она завернулась в украденную шаль, а потом пошла в семейный склеп, который знала. Тела уже давно исчезли: надгробия треснули и проломаны, их разграбили в поисках ценностей, которые могли похоронить вместе с покойниками. Но старый железный ключ оказался спрятанным там же, где все эти столетия.

Каждый раз, когда она приходила сюда, она ждала, что ключ исчезнет, — его найдут, или потеряют, или то, или другое. Он будет потерян для нее, потому что был найден. Каждый раз он по-прежнему лежал под камнем.

Прикрывающий вход валун был тяжелым, но она знала способ отодвинуть его. С другой стороны, на этот раз замочная скважина заржавела наглухо. Она больше не могла повернуть ключ. Она стояла снаружи, под звездами, и заставляла себя принять еще один аспект течения времени. Это происходит так или иначе во время каждого возвращения.

Она сама приказала построить эту гробницу для фрейлины, и семья этой мертвой девушки за время жизни следующих поколений стала знатной, склеп расширили. Она видела это, когда возвращалась, в разных жизнях.

Такие перемены, как эта, с течением лет, уже не вызывали у нее растерянности, хотя было время, когда вызывали. Но она повидала слишком много таких перемен. К другим вещам было трудно привыкнуть — к глазам одного мужчины, к голосу другого, к воспоминаниям о них обоих, — но не к переменам в мире.

Деньги вызвали небольшое затруднение, когда она в первый раз спустилась ночью с плато. Тайник, на поиски которого она отправилась, исчез: город разросся на север и поглотил лес, в котором она закопала деньги семьдесят лет назад.

И валюта изменилась, в любом случае. Так что не имело значения, нашла бы она тайник или нет. На франки она уже не купит еду и не возьмет такси в этом году. Евро. Она позволила себе отнестись к этому с юмором. Всегда появляется нечто новое.

У автомобилей выросла скорость, и их было больше. И еще стало больше света с наступлением ночи. Телефоны, кажется, двигались вместе с людьми, ни с чем не соединенные. Мужчины и женщины шли по улицам, оживленно беседуя с теми, кого не было рядом.

Но в этом ярко освещенном, полном людей городе женщины беззаботно бросали свои сумочки без присмотра на спинке стула в кафе под платанами (те же самые деревья, те же самые кафе, некоторые из них) или оставляли шали в весеннюю ночь, когда заходили внутрь подкрасить губы.

Она не спеша прошлась по широкой улице, которую помнила, и выбрала сумочку в одном кафе на тротуаре у статуи королю Рене, потом зеленую шаль в другом кафе, возвращаясь назад по той же улице. Она не всегда отдавала предпочтение зеленому цвету, но на этот раз он ей, по-видимому, нравился. Села в последний автобус на Арль, пешком дошла до кладбища.

Она купила юбку и блузку очень рано утром, едва рассвело, на уличной ярмарке, которая только что открылась, и вернулась на кладбище. Подумала о том, может ли один из мужчин выбрать его своим первым местом назначения, но они не могли попасть сюда до восхода солнца — если только Кадел не полетит, а она запретила ему это делать.

Он не послушается (она была бы поражена, если бы он послушался), но и не захочет, чтобы его уличили в таком явном нарушении правил в этой новой игре, которую она затеяла. Он побоится ее реакции. И не зря.

Она знает их обоих очень хорошо. Глаза одного, голос другого.

Кажется, здесь никого из них нет. Конечно, она поставила защиту. Им придется найти ее, а не просто почувствовать, куда она ушла. Оба в какой-то момент времени побывали в этом месте (она помнит, что один из них занимался здесь с ней любовью), но никто из них не любит кладбищ, по разным причинам.

У них почти всегда разные причины. В этом их суть. Она сама находит здесь безмятежный покой. Безмятежность — не то, ради чего она живет, но бывают моменты, особенно сразу же после возвращения, когда ей необходимо снова приспособиться к бытию в этом мире.

С другой стороны, она не имеет ничего против, если один из них догадается и придет сюда сразу же, увидит, что замок на воротах взломан, и найдет ее отдыхающей на каменной скамье в дверном проеме церкви, за самой старой из могил. И предъявит на нее права в это ясное утро. Сразу же.

Эта картина ее возбуждает. Она может представить себе, как это делает каждый из них. Она еще не решила, которого из них ей хочется на этот раз. Ей хочется обоих, почти всегда. Для нее выбор никогда не бывает простым, какая бы душа ни скрывалась в ней. Как он может быть простым сейчас? Иногда она отказывается выбирать: они сражаются, один из них погибает, другой приходит к ней. Она прижимает ладони к его лицу. Выбор другого рода.

Но ей совсем не хочется остаться ненайденной. Увидев их при лунном свете в Антремоне, она снова все вспомнила, как бывало всегда. Все, до самого первого раза, до той определяющей ночи, когда они стали историей этого мира. Этой части света.