Майкл Роэн - Кузница в Лесу

Он отложил книгу. Иле и Року не нужно заходить к нему в эту ночь, как и в любую другую. Спешка и беспокойство могут привести к тому, что он упустит нечто очень важное. Поэтому каждый вечер перед наступлением темноты Элоф отправлялся на лесную прогулку вдоль берега ручья. В летописи сказано, что во время таких прогулок ему часто доводилось беседовать с Тапиау.

Сначала он нервничал, когда слышал этот голос, говоривший многими голосами, и как будто знал о его опасениях. Но Лес все еще хотел склонить его на свою сторону; Элоф разговаривал с ним и задавал вопросы так же свободно, как раньше, и узнал много чудесных вещей. Когда лето начало клониться к осени, он слышал голос в шелесте сосновых крон под порывами ветра, в монотонном грохоте небольшого водопада, а однажды — со страхом — даже в глухом реве оползня на дальнем склоне холма. Именно тогда, гневаясь на свой испуг, он набрался храбрости и спросил Тапиау, почему тот не выберет себе определенную форму для выражения своей сущности, если на это способны меньшие Силы, нарушающие границы его владений.

Ответ пришел из мелодичного журчания воды на отмели у берега ручья.

Меньшие Силы могут делать это без труда. Смог бы ты собрать этот ручей в свое каменное корыто или перелить глубокий омут в свою кружку? Ты уловил бы столько, сколько может вместить твой сосуд. То же самое и с Силами высшего порядка.

—  Но я слышал, что некоторые из них иногда могут это делать. Например, тот, кого называют Вороном…

Поистине так. Такие, как мы, могут принимать человеческий облик или любой другой, по нашему желанию. Но когда мы делаем это, то становимся лишь малой гранью самих себя. Чем больше наше величие, тем труднее нам это дается; обладание телом становится тяжким бременем, а дух, обитающий в нем, меньше похож на нас самих. Конечно, он — или она, ибо пол распространяется за пределы телесной оболочки — превосходит любого обычного человека, но стоит гораздо ниже самой Силы. Плоть гнетет нас, как оковы. Наша мудрость и знания так велики, что мы не можем в полной мере обладать ими, пока не вернем свою истинную форму. Хуже того, мы попадаем под власть странных плотских желаний и часто справляемся с ними хуже, чем те, кто был рожден во плоти. Многие становятся слишком похожими на людей, капризными и своенравными; они выбирают окольные пути для достижения своих целей или даже предаются противоестественным удовольствиям и злобным проделкам. Я не стану ронять свое достоинство подобным образом. Кроме того, я не собираюсь становиться столь уязвимым: увечье или смерть во плоти причиняет нам боль и истощает нашу силу, порой даже навсегда. Немногие готовы идти на такой риск. И это благо для ваших мелких народов и ничтожных творений, ибо вред, который Силы Льда причиняют вам теперь, — ничто по сравнению с тем, что могло бы случиться, если бы они свободно расхаживали среди людей. Их сила огромна, но большая ее часть вложена в совместное усилие по сохранению и укреплению Льда, их самого мощного оружия. Поэтому они чуждаются любой истинной формы и остаются бестелесными во Льду и в его окрестных владениях. Таков и Туон, чье царство граничит с моим, — моя тень, мой насмешник и смертельный враг, повелитель Блеклых Земель. Когда они желают предстать перед глазами смертных, то в крайнем случае напускают на себя наполовину овеществленный покров мощи и ужаса.

—  Кажется, однажды я видел нечто подобное, когда ночь застигла меня на Льду…

Я слышу это по дрожи в твоем голосе. Но такое усилие может ввергнуть их в человеческую форму. Там, где Лед не поддерживает их, им часто приходится искать новых проводников, иные орудия, послушные их воле.

Элоф вспомнил покойного мастера-кузнеца и кивнул. Но потом ледяной холод с новой силой сжал его внутренности: он угадал следующие слова Тапиау еще до того, как они были произнесены.

Лишь величайшие среди этих холодных разумов достаточно сильны, чтобы облечься в форму, которую они презирают и ненавидят. Некогда, в прошлую эпоху, Туон был их предводителем; поддерживаемый своими более слабыми собратьями, он блуждал по земным путям и склонял людей на службу своим смертоносным целям. Но я друг всем людям, и мне помогали многие, кому не безразлична их судьба. Я сразился с ним, одолел его и загнал туда, откуда он пришел, лишенного тела и превратившегося в тень своей былой силы. В наши дни правит другая — хитроумная и беспощадная мастерица интриг, которая часто появляется в прекрасном облике и соблазняет сердца людей. Облеченная плотью, она являет лишь малую часть своей красоты и грозного величия, но я слышал, что для любого человека этого более чем достаточно.

—  Как ее зовут? — прошептал Элоф.

Ее истинное имя — Туонетар, ледяная супруга Туона. Но существо, под видом которого она появляется среди людей, называет себя Лоухи.

Элоф почти не помнил, как вернулся домой в тот вечер. Он почти не ел и мало спал, беспокойно ворочаясь с боку на бок под меховым покрывалом. Могло ли случиться, что Тапиау проведал о его собственных поисках и теперь пытается чинить ему преграды? Возможно… но, хотя Властелин Деревьев мог исказить истину в своих целях, он не стал бы прибегать к откровенной лжи.

Лоухи тоже взяла себе ученицу… То, что имеет эта девчонка, принадлежит Лоухи… Не кузнец сковал мои цепи, и даже если бы ты был величайшим из людей, то не смог бы разорвать их… Слова, произнесенные разными голосами, сливались и пылали в его памяти, становились одним голосом, гулким эхом над необъятными холодными просторами. Ничто… Ты не можешь… Если Лоухи такая, как говорил Тапиау, то кем была Кара? Кого он посмел полюбить? Кого он отправился искать по всей этой обширной земле, по всему миру, если понадобится? Но потом, словно в ответ, он услышал ее тихие слова, вспомнил биение ее сердца, когда она поднесла его руку к своей груди. Я не из простых смертных… Я не изменюсь.

Элоф лежал неподвижно. Его мысли успокоились; теперь осталась лишь горечь. Она не изменится? Тогда и он тоже. Он любит то, что любит — не больше и не меньше. Он может лишь продолжить начатое и стремиться к цели так же непреклонно, как он стремился уничтожить колдовской меч, как стремился заново отковать Гортауэр…

Тогда к Элофу пришло озарение. Из воспоминаний о долгих поисках в остатках библиотеки мастера-кузнеца всплыло некое обстоятельство, которое он в то время счел незначительным. Возможно, само по себе оно не представляло большого интереса, но если он сможет использовать это в своем замысле… Тут Элоф наконец заснул.

Его сон был недолгим: он проснулся с первыми лучами солнца и отправился в лесной чертог, где с нетерпением ждал, когда проснутся Иле и Рок.